Читать книгу - "Клинический случай - Карл Хайасен"

– Но что?

– Убойный материал, как вы говорите. Но ты еще не закончил. Не хватает ленточки и красивого бантика. – Таркингтон кивает на гору папок. – А теперь извини меня, я тоже должен задать пару вопросов нескольким вдовушкам. А они, в отличие от твоей, все как на подбор истерички.

– Ладно, но сначала скажи мне, что ты обо всем этом думаешь – одно слово, Рик.

– Интригующе, – произносит он.

Это хорошее слово, но мне не подходит. Аксакалу подавай чего посерьезней.

– Как насчет «подозрительно»? – решаюсь я.

– Да, согласен. Все это подозрительно.

– Очень подозрительно. Скажешь, нет?

– Я скажу «до свидания», мистер Таггер. И если на этой неделе я увижу свое имя в статье за твоей подписью, то, для твоего же блага, это должно случиться потому, что я как-нибудь зрелищно скопытился.

Вот об этом я и говорю. Я бы никогда не осмелился даже шутить на подобную тему. Как только дверь его кабинета закрывается за мной, я достаю блокнот и пишу:

Заместитель прокурора штата Р. Таркингтон заявил, что готовится провести расследование обстоятельств смерти Дж. Стомы и исчезновения его сестры. «Очень подозрительно» – таково мнение заслуженного прокурора об этой темной истории.

Простите меня, мистер Вудворд, ибо я согрешил.

* * *

В жаркий августовский полдень пирс на Силвер-Бич почти безлюден. Я приезжаю за полчаса до назначенного срока и, оставаясь для безопасности в машине, озираю в бинокль окрестности. У команды Клио было два дня, чтобы проверить номер телефона, который я написал на диске, – для частного детектива это раз плюнуть.

Но я не замечаю никакой слежки, никаких подозрительных личностей. На пирсе торчит пара подростков, они пьют пиво и ловят сардин; пенсионеры дремлют в складных креслах, прикрыв лица панамами размером с крышку от мусорных баков; плюс сладкая латиноамериканская парочка с одной удочкой на двоих, они попеременно вытаскивают из воды маленьких люцианов; и, наконец, трое завсегдатаев, загорелые и обветренные, с полными ведрами наживки, рыбачащие по всей технологии.

Я стаскиваю галстук и расстегиваю верхнюю пуговицу, а затем неторопливой походкой направляюсь к телефону-автомату в конце пирса. С каждым шагом я отрезаю себе путь к отступлению, но не все так просто, у меня есть запасной план: если вдруг одноглазый Джерри выскочит из мусорного бака и начнет стрелять, я сигану через перила и уплыву прочь подобно дельфину.

Охренительный план. «Всегда будь почти готов» – таков мой девиз.

И, естественно, по телефону треплется какой-то старикан. Я смотрю на часы – еще двенадцать минут до полудня. Надеюсь, Клио не плюнет на всю эту затею, если будет занято.

Если она вообще собирается звонить.

Я сажусь на изгрызенную временем деревянную скамейку и тут замечаю, что еще она служит столиком для разделки наживки. Слишком поздно. Теперь у меня вся задница в чешуе тарпона и тухлых креветках. Такой вот я ловкий.

Старикан у телефона вешает трубку и машет мне:

– Звони, сынок.

Бодрый старикашка, метр с кепкой; влажные глазки, пушистые седые волосы и заостренное розовое личико, обрамленное редкими белыми бакенбардами. Он похож на 120-фунтового опоссума.

– Спасибо, но я жду звонка, – говорю я. – Это не надолго.

Он говорит, что его зовут Айк и что он разговаривал со своим букмекером из Северного Майами.

– Никогда не ставь на лошадь, которую назвали в честь блондинки, – с горестным вздохом советует он.

Айк ловит сразу на три спиннинга. Он сматывает один и цепляет на крючок мертвую сардину из пятигаллонного ведра.

– На этом самом месте я поймал двадцатитрехфунтового красного горбыля, – говорит он. – Это было 14 августа 1979-го. Мой личный рекорд. А тебя как звать, сынок?

– Джек.

– Необычное место для телефонных звонков.

– Это необычный телефонный звонок.

– Твое лицо мне знакомо. Но, с другой стороны, все кажутся знакомыми, если тебе уже стукнуло девяносто два. – Он смеется, демонстрируя блестящие вставные зубы. – Либо, наоборот, никого не узнаешь.

Я присвистываю:

– Девяносто два. Невероятно.

– Когда мне исполнится девяносто три, – говорит он, – получится, что я прожил дольше, чем Дэн Сяопин.

– Точно.

– И дольше мисс Клодетт Кольбер. – В глазах-пуговках появляется озорной блеск.

– И дольше Грир Гарсон! – восклицаю я.

– И дольше Элджера Хисса![117]

– Ого, да вы разбираетесь.

– Ну, я занимался этим делом всю жизнь, – говорит человек-опоссум.

Это уже слишком. Я не могу удержаться от смеха.

– Вы в отличной форме! – говорю я.

– Здоровый морской воздух. И рыбалка. – Айк пятится и кидает серебристую блесну через поручни. – Но это не все, – добавляет он. – Еще в молодости я решил: если уж умирать, то только от старости. Бросил курить, потому что боялся рака. Завязал с выпивкой, потому что боялся въехать в дерево на машине. Перестал охотиться, потому что боялся снести себе башку. Перестал ходить по бабам, потому что боялся, что меня пристрелит какой-нибудь ревнивый муж. Решил увеличить свои шансы, вот что я сделал. Веселухи, конечно, много пропустил – да и черт бы с ней. Все мои друзья давно кормят червяков, а я – вот он, стою тут перед тобой!

– Где вы начинали? – спрашиваю я.

– В «Орегониан». А потом три года в «Пост-Интеллидженсер» в Сиэтле. – Он умолкает, чтобы надеть выцветшую кепку с длинным козырьком и отворотом, закрывающим шею. Прогуляв целый век под озоновой дырой, Айк все еще беспокоится о вреде солнечных лучей. – А затем в «Бикон Джорнал» в Акроне и недолго в «Чикаго Трибьюн» и еще в нескольких газетенках, которые уже приказали долго жить.

Феноменально. Наверное, он самый старый из всех живущих авторов некрологов в мире. Я спрашиваю, о чем он еще писал.

– Да обо всем. О легавых, о судьях, о политиках, – пожимает плечами Айк. – Но все закончилось некрологами. Странно, не правда ли, как некрологи могут захватить человека? Это был первый раздел, куда я попал после колледжа, и там же я работал, перед тем как уйти на пенсию. Двадцать семь лет назад…

Человек-опоссум замечает, что одна удочка слабо подергивается. Он интенсивно крутит катушку и так резко дергает, что чуть не падает. Упершись костлявой коленкой в ограждение, он вытягивает здоровенного люциана и бросает его на лед.