Читать книгу - "Наркомент - Сергей Донской"

– Кто дома? – негромко крикнул я. После такого шумного возникновения все равно не было смысла заботиться о конспирации.

Мне ответила полная тишина. Слизывая языком кровь с ладони, я некоторое время стоял посреди освещенной комнаты, еще не понимая, что именно меня насторожило.

Озарение пришло одновременно с резким запахом. Чужие дома всегда встречают посторонних своей неповторимой устоявшейся атмосферой, которая редко кажется приятной. Но в воропайловской квартире ощущался не просто запах – настоящая вонь, смутно напомнившая мне что-то.

Выставив впереди себя пистолет, я двинулся туда, откуда струилась эта густая вонючая пелена. Нюх вел меня в запертую кухню, и по мере приближения к двери я уже с трудом сдерживал слезы в своих глазах, непроизвольно щурящихся от рези.

«Газ! – догадался я наконец. – Но при чем здесь газ?»

Первое, что я увидел в кухне – это лежащие на полу ноги, целый штабель самых разнообразных ног, как мне показалось от неожиданности. Лишь потом я сообразил, что конечностей передо мной ровно три пары – мужская, женская и детская.

– Светик!!!

Слава тебе, господи, она была жива, я понял это сразу, как только увидел блестящие глазенки, устремленные на меня. Дочурку обмотали скотчем так туго, что она напоминала маленькую спеленутую мумию. Сначала я пытался рвать путы зубами, но вскоре сообразил воспользоваться кухонным ножом, лезвие которого вспарывало клейкую ленту с шелестом и треском.

– Сейчас, сейчас, – приговаривал я, стоя на коленях. – Потерпи немножко, маленькая моя.

Кажется, по моим щекам покатились-таки слезы, а окровавленная рука пачкала Светочкин спортивный костюм, но я не замечал ничего, кроме ее глаз, таких больших и круглых, что они занимали почти половину ее бледного личика.

– Потерпи, моя хорошая.

Как только я с превеликой осторожностью избавил Светочку от наклейки на губах, боясь повредить их нежную кожицу, она тихо сказала:

– Свечка.

– Что, маленькая?

– Свечка. Погаси ее. – Дочуркины глаза указали мне направление, в котором следовало искать.

Безобидная на вид стеариновая свеча стояла на столе, и ее пламенный язычок трепетно лизал гремучую смесь пропана с бутаном, сочившуюся из всех конфорок и духовки кухонной плиты. Я поспешно дунул на пламя и, честное слово, мне показалось, что это было сделано в самый последний момент перед взрывом, который должен был стать салютом в честь покойного Геворкяна.

Потом мне стало не до размышлений. Я перенес Светочку на диван в гостиную, где запах газа уже выветрился, и тут у нее началась жесточайшая рвота, но я не мог оставаться с ней рядом, я уже мчался в кухню, где нужно было срочно распахнуть форточку и освободить угоревших стариков. Лишь когда они начали наперебой кашлять и со свистом вбирать в легкие кислород, я вернулся к дочери и присел рядом на одно колено, пряча от нее пистолет.

– Кто это сделал? – спросил я.

Ее губы пошевелились, но в этот момент Пашина мать заголосила навзрыд про сынушку-сыночка, который неизвестно на кого ее покинул, и я не расслышал все еще слабый Светочкин голосок.

– Кто? Повтори!

– Одноглазый. Я только его запомнила – из-за повязки. Остальных – нет. Напугалась очень.

– Карен, – пробормотал я.

– Ты его разве знаешь? – удивилась дочурка. – Откуда? Он же бандит!

– Твой так называемый папаша сам бандит! – взвизгнула Пашина мать. – Все из-за него, все из-за этого выродка проклятого!

Она сидела на полу, раскинув свои толстые ноги так, что на нее невозможно было смотреть без содрогания. Но, прежде чем отвести взгляд, я успел заметить микроскопические капельки крови на ее верхней губе – видать, скотч я отодрал вместе с темными усиками, которые она носила еще в сравнительно молодые годы.

– Как ты посмел явиться в наш дом! – вопила она с надрывом иерихонских труб. – Ты! Убийца!

– Он нас спас, бабушка, – напомнила Светочка, но возражать таким тихим голосом было все равно что перекрикивать поющую примадонну, вошедшую в раж.

Я видел, как Пашин отец зашелся в беззвучном кашле, оглаживая руками грудь, поросшую седой растительностью. Он тоже что-то говорил в перерывах между приступами, его глаза смотрели на меня с ненавистью, а губы кривились так, что ничего, кроме брани, они произносить не могли.

– У-бий-ца! – трубила его жена, перекрывая все остальные звуки. – Ты нам за все заплатишь, ты!

Подхватив Светочку на руки, я двинулся с ней к выходу. Впереди меня ожидало испытание пострашнее, чем провожающие нас обличительные вопли: неизбежный вопрос дочки о ее маме. Я не знал, что ей скажу. Я только чувствовал, как вздрагивает ее тельце, и молил бога о том, чтобы он позволил мне взять всю Светочкину боль на себя.