Читать книгу - "Заговорщики. Перед расплатой - Николай Шпанов"

— Ты?.. Ты должна остаться в стороне. Нужно сохранить твою репутацию.

Ма порывисто поднялась, но тут же снова опустилась на скамью.

— Больше не могу! — Тон ее стал жалобным. Она быстро заговорила шопотом: — Больше не могу. Если бы еще только в глазах посторонних, чтобы хоть свои знали, что это игра. А то подумай: все, решительно все свои ненавидят меня. Я больше не могу играть! Позволь мне открыться девушкам.

— Нет, нет! — сказал У Вэй. — Я должен оставаться единственным, кто знает, что это игра.

— Я тут уже три месяца и не поручусь, что мое лицо еще не раскрыто полицией.

— Пока ничего угрожающего нет, — постарался успокоить ее У Вэй. — Но чем меньше знает каждый отдельный человек, тем лучше для него и для дела.

— Я боюсь за тебя больше, чем если бы ты был там, с твоими товарищами.

— Меня тут никто не знает. Никто не может донести, что я офицер, ты, Го Лин и Тан Кэ — студентки, мать — учительница. Для окружающих мы те, за кого себя выдаем…

— Когда прибудет этот товарищ из штаба? — перебила его Ма.

— Мне кажется, сегодня.

— Сегодня?! Как странно…

— Что странно?

— Нет, ничего… это я так.

— Ты… побледнела.

— От духоты, — она провела по лицу платком.

Он ласково сжал ее пальцы.

— Чем тяжелей тебе сейчас, тем выше ты поднимешь потом голову…

Цзинь Фын потеряла счет поворотам. Несколько раз ей чудился свет выхода, и она из последних сил бросалась вперед. Но никакого света впереди не оказывалось. Только новое разветвление или снова глухая шершавая стена земли. И все такая же черная тишина подземелья.

Какой смысл метаться без надежды найти выход?.. Один раз ей пришла такая мысль. Но только один раз. Она прогнала ее, подумав о том, как поступил бы на ее месте взрослый партизан. Позволил бы он себе потерять надежду, пока сохранилась хоть капля силы? Сандалии девочки были давно изорваны, потому что она то и дело натыкалась на острые камни, подошвы оторвались, — она шла почти босиком. Кожа на руках была стерта до крови постоянным ощупыванием шершавых стен…

По звуку шагов, делавшемуся все более глухим, она своим опытным ухом различила, что уже недалеко до стены. И тут ей вдруг почудился звук… Звук под землей?.. Это было так неожиданно, что она не верила себе. И тем не менее это было так: кто–то шевелился там, впереди, в черном провале подземелья.

— Кто здесь? — спросила она, невольно понизив голос до шопота.

Никто не отозвался. Но это не могло ее обмануть.

— Кто тут?

И на этот раз таким же осторожным шопотом ей ответили:

— Мы.

"Мы!" Человек был не один! Значит, отсюда есть выход!

У Цзинь Фын закружилась голова, она схватилась за выступ стены, сделала еще несколько неверных шагов и, почувствовав рядом с собою тепло человеческого дыхания, остановилась. Она больше не могла сопротивляться непреодолимому желанию опуститься на землю. Она села, и ей захотелось заплакать, хотя она ни разу не плакала с тех пор, как пришла к партизанам. Даже когда убили Чэн Го… Но сейчас… сейчас ей очень хотелось заплакать. И все–таки она не заплакала: ведь "Красные кроты" не плакали никогда. А может быть, она не заплакала и потому, что, опустившись на землю рядом с кем–то, кого не видела, она тотчас уснула.

Ей показалось, что она едва успела закрыть глаза, как веки ее опять разомкнулись, но, словно в чудесной сказке, вокруг нее уже не было промозглой темноты подземелья. Блеск далеких, но ярких звезд над головой сказал ей о том, что она на поверхности.

Свет звезд был слаб, но привыкшим к темноте глазам Цзинь Фын его было достаточно, чтобы рассмотреть вокруг себя молчаливые фигуры сидевших на корточках детей. Они сидели молча, неподвижно. Вглядевшись в склонившееся к ней лицо мальчика, Цзинь Фын узнала Чунь Си.

Мэй сидела на веранде в кресле–качалке, и в руке ее дымилась почти догоревшая сигарета, о которой она, видимо, вспомнила лишь тогда, когда жар коснулся пальцев. Она отбросила окурок, но уже через минуту новая сигарета дымилась в ее руке, и снова, как прежде, Мэй, забыв о ней, не прикасалась к ней губами. Сейчас, когда никто за нею не наблюдал, Мэй уже не казалась молодой и сильной. Горькая складка легла вокруг рта, и в глазах, лучившихся недавно неистощимой энергией, была только усталость.

Мэй задумчиво смотрела в сад. Но как только на дорожке показалась Ма, рука Мэй, державшая сигарету, сама потянулась ко рту, складка вокруг рта исчезла, глаза сощурились в улыбке.

Когда Ма, подходя к веранде, увидела Аду, ее лицо тоже претерпело превращение: на нем не осталось и следа недавней задумчивости. Но вместо приветливой улыбки, озарившей лицо Мэй, Ма глядела строго, даже сумрачно. Она молча опустилась в кресло рядом с Мэй.

Сумеречная полутьма быстро заполняла веранду, и женщинам становилось уже трудно следить за выражением лиц друг друга.

После долгого томительного молчания Мэй неожиданно спросила:

— Зачем мы ведем эту двойную жизнь?

Отточенные ногти Ма впились в ладони.

— Двойную жизнь? — она это не проговорила, а пролепетала испуганно.

— Я неясно выразилась?

— Извините, я не веду двойной жизни, — при этом Ма заметила, что Мэй быстро огляделась по сторонам.

Убедившись в том, что никого поблизости нет, Мэй сказала шопотом:

— Перестаньте играть.

Ма почувствовала, как струя колкого холода сбежала в пальцы, как ослабели колени.

Хотя полумрак скрывал лицо Ма, Мэй по ее испуганному движению разгадала впечатление, какое произвели ее слова. Не вставая с качалки и подавшись всем корпусом вперед, Мэй проговорила:

— Это двойное существование не будет вечным… Светлая жизнь вернется. Мы сумеем ее завоевать. Не правда ли?

Все было так неожиданно, что Ма не могла удержаться от возгласа удивления. Она могла ждать от этой гостьи чего угодно, только не пароля уполномоченного партизанского штаба.

— Повторите… пожалуйста, повторите, — растерянно проговорила она.

Мэй отчетливо, слово за словом повторила пароль и спросила:

— Вы мне верите?

— Это так неожиданно.

— Значит, вы знаете, кто я?

— Да.

— И верите мне?..

— Раз вы присланы оттуда, значит вы наш друг.

Мэй поднялась и, решительно шагнув к Ма, протянула руку:

— Мне поручили крепко пожать вам руку.

— Спасибо, о, спасибо! Я так… благодарна. — Не в силах сдержать охватившее ее волнение, Ма отвернулась, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы. — Простите меня, — прошептала она. — Я так истосковалась по праву смотреть людям в глаза.