Читать книгу - "Охота за наследством Роузвудов - Маккензи Рид"

ни испытывала к нему в эти последние несколько дней, это вовсе не значит, что я его знаю. Я совсем его не знаю. Не знаю этого человека, который сейчас стоит передо мной, пытаясь придумать какую-нибудь правдоподобную ложь.

Не раздумывая, я бросаюсь к нему, пинком выбиваю из руки хоккейную клюшку и хватаю его за рубашку, но совсем не так, как на том дощатом тротуаре несколько часов назад. Мелочи, которым я раньше не придавала значения, вдруг сходятся воедино и образуют целостную картину. Я вспоминаю, как бабушка и Лео проводили вместе целые дни, разговаривая и понимая друг друга. Вырабатывали стратегию. Как бабушка пыталась привлечь к нему мое внимание и постоянно говорила о нем. «С ним очень приятно общаться. Ты его уже видела?» – спросила она меня во время той вечеринки. Потому что он уже тогда знал про ее план.

Я вспоминаю еще кое-что. Лео сказал, что родители посадили его под домашний арест, потому что он, напившись, вырубился на вечеринке и пришел в себя только несколько часов спустя, когда она уже закончилась. Если это действительно так, значит…

– Ты ведь был там, верно? – спрашиваю я, чувствуя, как глаза наполняются слезами. – Когда умерла бабушка. Что случилось в ту ночь?

Его паника сменяется ужасом.

– Нет! Нет, меня там не было. То есть был, но не в этом смысле. Я действительно вырубился, а потом проснулся, увидел, что в особняке все еще горит свет, а мне хотелось пить, и я вошел внутрь, но…

Он замолкает, дрожа.

– Что? – зло шиплю я. – Что произошло?

Он судорожно вздыхает.

– Она уже отошла.

Я отпускаю его, как будто это прикосновение обжигает меня, и, шатаясь, пячусь, пока меня не подхватывают руки Майлза.

– Она… была мертва? – с ужасом спрашивает Майлз.

Лео кивает.

– Почему ты не вызвал «Скорую»?

Отчаянный взгляд Лео перемещается на меня.

– Я подумал, что это пьяный бред. Что я принял что-то, отчего у меня начались галлюцинации, или…

– Давай выкладывай, – рычит Куинн.

– Я испугался, – признается он. – Я был пьян и знал, что у меня будут неприятности. И я был один, кроме меня, там больше никого не было. Но она выглядела… на ее лице был покой. Если бы я вызвал «Скорую», то оказался бы замешан во всем этом, а я не мог этого допустить.

– И ты просто бросил ее там? – В голосе Дэйзи слышится ярость.

Я же не могу ни говорить, ни дышать. И не понимаю, что, черт возьми, происходит.

– Я проверил ее пульс, честное слово. Она была мертва. Я больше ничего не мог сделать.

– Ты мог позвать кого-нибудь на помощь! – рявкаю я. – Все знают, что ты напиваешься на вечеринках. Разве помощь бабушке не важнее возможных неприятностей?

Я делаю шаг к нему, не зная, что собираюсь сделать, но меня удерживает Калеб.

– Ты знал обо всем этом, не так ли? – спрашивает он Лео, и тот нерешительно кивает. – Объяснись.

Лео делает глубокий вдох, будто от этого зависит его жизнь. Я прислоняюсь к Майлзу в поисках поддержки.

– Когда я приходил, чтобы поработать в саду, бабушка часто там бывала. Я стал замечать, что иногда она… не очень хорошо выглядит. Стоило ей просто пройти от сада до патио, как она начинала задыхаться. И прижимала руку к груди, как будто у нее что-то болело. Тогда она садилась, потому что на нее нападала слабость или головокружение. Как-то раз я спросил ее, как она себя чувствует, после того как увидел, что она глотает какие-то таблетки. Я думал, что она ничего мне не ответит, но она вдруг… посмотрела на меня так, будто она не Айрис Роузвуд, а самый обычный человек. Она выглядела испуганной. А затем сказала, что недавно у нее нашли заболевание сердца.

– Выходит, она сказала об этом тебе, но не нам? – спрашивает Дэйзи.

– Только потому, что я спросил. Она велела мне не говорить об этом никому. Сказала, что не хочет, чтобы об этом узнали другие, даже ее семья.

– Почему? – Мой голос срывается. – Я ведь жила с ней. Почему она не захотела сказать мне, насколько все плохо?

– В этом-то и дело – все было не так уж плохо. Она сказала мне, что ее болезнь можно лечить и держать под контролем, поэтому беспокоиться не о чем, она принимает необходимые лекарства. Она считала, что у нее есть больше времени.

– Так каким боком ты ко всему этому причастен? – спрашивает Майлз.

Лео сглатывает.

– После того случая мы стали проводить вместе намного больше времени, разговаривая о самых разных вещах. О ситуациях, которые я считал гипотетическими. Она спросила меня, знаю ли я легенду о спрятанных сокровищах Гиацинты, и я, конечно же, ответил, что да. Потом мы говорили о том, какие в городе есть места, где можно лучше всего что-нибудь спрятать, о том, какие там можно оставить подсказки, в общем, в таком духе. Мы разговаривали об этом каждую неделю и типа создали эту… игру. Что-то вроде пряток в масштабе города.

Он бросает на меня виноватый взгляд.

– Я думал, что все это просто шутка. Что мы просто предаемся занятным выдумкам, играя в шахматы и разгадывая загадки друг друга. Но однажды она вдруг заговорила со мной совершенно серьезно. Она сказала, что, когда умрет, я должен буду пойти в ее кабинет и забрать содержимое левого нижнего ящика письменного стола. Она оставит инструкции, и мне надо будет просто следовать им.

Дэйзи качает головой:

– Когда она сказала тебе это?

– Думаю… – Лео выдыхает. – Кажется, где-то в мае? Это произошло не очень давно.

Дэйзи смотрит на меня:

– Она изменила завещание пятнадцатого мая. Должно быть, именно поэтому.

Я делаю резкий вдох. Если бы меня не поддерживал Майлз, я бы упала на пол.

– И тебя ничего не насторожило? – спрашивает Куинн, обращаясь к Лео.

– Конечно, насторожило! – Лео вскидывает руки. – Но что мне было делать? Мы с ней провели несколько недель, планируя эти фальшивые поиски сокровищ. Я думал, что это игра, но оказалось, что все взаправду. Когда я выдвинул ящик, там лежали три письма с адресами и четыре куска карты. И еще три записки-подсказки, связка ключей и записка для меня, написанная невидимыми чернилами. Инструкции относительно того, где спрятать подсказки и где поместить куски карты. Там также говорилось, что я не могу отправить письма, пока Лили не исполнится восемнадцать, если бабушка умрет до этого. А последнее указание гласило, что я должен изображать полное неведение и помочь, только если у меня не будет иного выхода.

– Но ты не стал ждать, –