Читать книгу - "Подозрения мистера Уичера, или Убийство на Роуд-Хилл - Кейт Саммерскейл"

За страстную защиту идей великого натуралиста его называли «бульдогом Дарвина». Именно Хаксли придумал название для процесса восстановления прошлого путем наблюдения за настоящим — «ретроспективное пророчество».[111]Исследователь естественной истории стремится проникнуть мысленным взором в прошлое, так же как пророк вглядывается в будущее. «Как жаль, что нет такого слова — „бэктеллер“[112](повествователь о том, что было)!» — восклицал Хаксли.

Уильям Кент был страстно увлечен всякими крохотными объектами, так как в них, считал он, таятся большие тайны. Пять лет он провел в Кембриджском зоологическом музее, а затем в Королевском медицинском колледже, где изучал беспозвоночных животных. Потом он поступил на работу в зоологический отдел Британского музея.

Чарлз Диккенс умер в 1870 году, оставив незаконченным роман «Тайна Эдвина Друда». Случилось так, что из-за кончины автора книга стала классическим образцом повествования об убийстве, и интерес к этой истории не иссякал в поколениях. «Быть может, Диккенс — единственный среди сочинителей детективной литературы, кому не было суждено дожить до того, чтобы пришлось раскрывать свою тайну, — писал Гилберт Кит Честертон. — Может, Эдвин Друд умер, а может, и нет, но что не умер Чарлз Диккенс — это точно. Конечно, наш настоящий детектив жив и в свой срок появится на земле. Ибо законченное повествование может обеспечить человеку бессмертие в поверхностном, литературном смысле, а незаконченное подразумевает иное бессмертие, более глубокое и более таинственное».[113]

В 1865 году Чарлз Диккенс, подобно многим, был вынужден отказаться от своей уверенности в том, что убийство в доме на Роуд-Хилл совершили Сэмюел Кент и Элизабет Гаф. Словно бы возвращаясь к этой истории, он изображает в своем последнем романе брата и сестру, напоминающих Констанс и Уильяма Кент. Рано осиротевшая, ни на кого не похожая Елена часто убегала с Невиллом Лэндлессом из дома, где близнецам так плохо жилось. «Никакая жестокость не могла заставить ее покориться, хотя я часто вынужден смиряться, — говорит Невилл. — Когда мы убегали из дома (а за шесть лет мы убегали четырежды, только нас неизменно ловили и жестоко наказывали), план бегства составляла и вожаком была всегда она. Всякий раз она переодевалась мальчиком и выказывала отвагу взрослого мужчины. В первый раз мы удрали, кажется, лет семи, но я как сейчас помню — я тогда потерял перочинный ножик, которым она хотела отрезать свои длинные кудри, и с каким же отчаянием она пыталась их вырвать или перегрызть зубами!» Быть может, вожаком Елена и была, но Невилл не зря признается и в своем «тигрином нраве» и агрессивных устремлениях. В хитроумии и умении ненавидеть он не отстает от сестры: «С тех самых лет, как я себя помню, мне приходилось подавлять неутолимую, смертельную ненависть. Это сделало меня замкнутым и мстительным».

Диккенс представляет этих двоих в виде загадочных, чуждых миру существ: «Оба чуть-чуть диковатые, какие-то неручные; на первый взгляд они охотник и охотница — но нет, ведь скорее это их преследуют, а не они ведут травлю. Тонкие, гибкие, быстрые в движениях, застенчивые, но не смирные, с горячим взглядом. Что-то есть в их лицах, в их позах, в их сдержанности, что напоминает пантеру, притаившуюся перед прыжком, или готового спастись бегством оленя».

В январе 1872 года у Сэмюела Кента начались серьезные осложнения с печенью, и Уильям поехал к нему в Уэльс. Сидя у отцовской постели, он написал письмо свому научному руководителю, одолжившему ему пять фунтов на проезд: «Мне нет нужды говорить, сколь признателен я за возможность какое-то время побыть с ним и хоть в чем-то быть полезным». 5 февраля в Британский музей пришло еще одно письмо: «Все кончено! Полагаю, траур, в котором мы все пребываем, является достаточным оправданием для того, чтобы я задержался здесь еще на несколько дней». Сэмюел был похоронен рядом со второй женой на кладбище в Лэнголлене. Деньги он завещал детям от второго брака, с условием, что получить их те смогут по достижении совершеннолетия. Опекунами были назначены Уильям и владелец «Манчестер гардиан» — по-видимому, друг семьи.[114]

Через четыре месяца после смерти отца Уильям женился на дочери адвоката Элизабет Беннет и переехал в Сток-Ньюингтон. По просьбе Уильяма его новоиспеченный тесть подал апелляцию о досрочном освобождении Констанс, но она была отклонена. В 1873 году Уильям был назначен на должность штатного биолога в брайтонском океанарии. Здание океанария с аркадами в неоготическом стиле, выходящими на набережную у пирса, поражало своими масштабами. Поселились они с женой неподалеку от побережья.

Постоянный интерес публики к обитателям океанария обеспечивал его рентабельность и стимулировал изучение морской фауны, но Уильяму казалось, что люди, финансировавшие все это предприятие, считали должность штатного естественника «ненужной роскошью» и относились к нему с явной антипатией. Не находил он общего языка и с коллегами. Как-то раз Уильям упрекнул одного из младших сотрудников в том, что тот его подсиживает, и в результате был обвинен в некорректном поведении. Дело было так. Он договорился с сотрудником, с которым совместно изучал соитие спрутов, написать в соавторстве статью. Затем кое-какие данные наблюдений Уильяма появились в виде письма в «Таймс», и несостоявшийся соавтор обвинил его в двойной игре. Уильям обозлился и отказался от дальнейшего сотрудничества с океанариумом. Вообще для него свойственно было обращаться с людьми жестко, без сантиментов. Возможно, это было обусловлено его полной поглощенностью своим делом.

На следующий год Уильям был назначен хранителем и одновременно научным сотрудником нового океанария в Манчестере. Он заменил аквариумы, наладил систему циркуляции воды и решил проблему сохранности морских водорослей в искусственных условиях. В 1875 году им была выпущена книжка-путеводитель с описанием «подведомственных» ему существ; на страницах ее возникает целый подводный мир со своими драмами, жертвами и хищниками. Тех и других автор описывает с неизменной любовью и восхищением, указывая на «красивые выразительные глаза» гладкой морской собачки из аквариума номер тринадцать, «маленького храброго рыцаря», охраняющего своих «жен»; в аквариуме номер шесть живет «на редкость драчливый» краб, готовый на куски разорвать своих собратьев; а в аквариуме номер десять помещен «пятнистый налим», чье верхнее веко на протяжении всего дня «совершенно прикрывает глаз. С наступлением темноты эта перепонка полностью втягивается внутрь, открывая блестящее глазное яблоко».