Читать книгу - "Компания дьявола - Дэвид Лисс"

Я хотел незамедлительно отправиться в тюрьму Флит, но час был поздний, и я не хотел тревожить тот скудный покой, на который мог рассчитывать узник. Я забылся беспокойным сном и ушел из дома рано утром, чтобы встретиться со своими мучителями. Было воскресенье, на службу в Крейвен-Хаус идти было не нужно, и я мог провести день, не притворяясь, будто служу Ост-Индской компании.

Я прибыл, когда еще не было восьми, непомерно рано, но мне было все равно, проснулись домочадцы мистера Кобба или нет. И действительно, мне хотелось разбудить их пораньше, и я специально пришел до того, как они соберутся на воскресную службу, рассчитывая, безусловно, на то, что они принадлежат к людям, которые шесть с половиной дней в неделю могут заниматься невообразимыми злодействами и верить, что те им простятся, если провести несколько часов в притворном раскаянье.

Меня удивило, что как только я позвонил в дверь, ее тотчас открыл Эдгар, полностью одетый и бодрый, облаченный в ливрею и без тени сна на лице.

— Уивер, — сказал он, — ваше появление меня почему-то не удивило.

Я оттолкнул его, а он только фыркнул в ответ на грубость. Он не сознавал, что само его существование — невыносимый факт того, что он жил в одном мире с красивыми женщинами, смеющимися детьми и резвящимися щенками, — наполняло меня отвращением, и если бы я задержался подле него чуть дольше, то не смог бы удержаться и ударил. Речь не идет о кулачной потасовке, обычной среди мужчин. Нет, если бы я задержался в коридоре еще на мгновение, я бы наступил со всей силы ему на ногу, двинул бы локтем в нос, до крови, ударил бы коленом в пах. Не знаю, что бы я еще сделал.

Я услышал мелодичное звяканье столовых приборов о фарфор и вскоре вошел в маленькую столовую. Она не могла сравниться по великолепию со столовой Эллершо и представляла собой небольшую и уютную комнату. Я предположил, что у Кобба должна быть другая столовая, где он мог устраивать званые обеды, если бы ему этого захотелось. Комната внушала чувство покоя, хотя узор на турецком ковре был в темно-синих и коричневых тонах, мебель темной, а стены такого мрачного зеленого цвета, каким бывает затянутое тучами небо в безлунную ночь. Но из больших окон струились тонкие солнечные лучи, отчего казалось, что комната затянута паутиной, а за столом собрались пауки.

Кобб и Хаммонд сидели друг против друга за прямоугольным столом, не слишком большим, чтобы помешать беседе. Снеди на столе — различного хлеба, грибов и пирогов — хватило бы на компанию в пять раз больше. Я стоял на пороге и щурился от яркого солнечного света, слуги, склоняясь над джентльменами, наполняли их тарелки всевозможными продуктами из свинины: ломтиками бекона, кружками свиной колбасы, тонкими, почти прозрачными, кусочками ветчины — и жир блестел в свете свечей. С недавних пор я придерживался правил питания, традиционных для нашего народа, однако так было не всегда. В последние годы после моего возвращения на Дьюк-Плейс и в еврейские закусочные запах свинины стал для меня неприятен, но не он вызвал во мне отвращение. Скорее, оно было вызвано тем плотоядным наслаждением, с которым эти люди ели. Глядя, как они кладут куски мяса в рот, мне показалось, что, будь их воля, они бы могли оторвать молочных поросят от груди матери и пожрать их живьем.

Кобб взглянул на меня, кивнул, запил то, что было во рту, красновато-желтоватой жидкостью, которая колыхалась в огромном хрустальном бокале. Я подумал, что это какой-то некрепкий пунш с араком.[4]

— Уивер, — сказал он, проглотив и поставив бокал, — вот это сюрприз. Я велю слуге накрыть для вас.

— Ну это уж чересчур, — сказал Хаммонд, оторвав взгляд от тарелки, содержимое которой сосредоточенно изучал. Не такой воспитанный, как его дядя, он не стал дожидаться, пока проглотит все, что было во рту, и мелкие кусочки розовой ветчины разлетелись по столу. — У него нет никакого желания завтракать с нами, а у нас с ним. Пусть стоит там, если ему нужно что-то сказать. А еще лучше, пусть стоит там и слушает, что мы хотим ему сказать.

— Я хочу, чтобы мистера Франко выпустили из тюрьмы Флит, — сказал я.

— Представляю, что вы чувствуете, мистер Уивер, — сказал Кобб, — но вы должны понять нас. Вы не были с нами полностью откровенны.

— А мы ему еще и платили. Вот что меня так возмущает, — сказал Хаммонд. — Получается, что мы и не заставляли его выполнять наши указания. Понимаешь, дядя? Так нет, он получал деньги, и неплохие, надо заметить. И от Ост-Индской компании тоже. А теперь у него хватает наглости обвинять нас, потому что мы наказали его за то, что он не выполняет свои обязанности. Скажу, что ему еще повезло — не он будет подыхать там от тюремной лихорадки, пока парламент не примет какой-нибудь дурацкий закон об амнистии.

Кобб кашлянул в кулак.

— Вы должны войти в мое положение, мистер Уивер. Мистер Хаммонд склонен утрировать. Я не склонен. Тем не менее даже у терпеливого человека есть предел терпения. Надеюсь, вы это понимаете. Вы носитесь по Лондону, задаете вопросы, что-то узнаете и ничего не докладываете нам о своих находках. Вы даже покусились на мою собственную сеть связи, что очень прискорбно.

— Это когда ваш человек попытался украсть мои письма? — спросил я.

— Да. Вы обошлись с ним довольно грубо, и я был возмущён.

— Откуда мне было знать, что это ваш человек, а не кто-нибудь из Крейвен-Хауса? — сказал я, сознавая, что довод несколько слаб.

— Только посмотрите на него, — сказал Хаммонд. — Прямо как ребенок, которого поймали, когда он залез в кладовку, а он говорит, что просто хотел убить мышь.

Кобб откусил яблочного пирога и начал его методично жевать. Проглотив, он посмотрел на меня мрачно, будто директор школы, который отчитывает лучшего ученика ради проформы.

— Думаю, мистер Уивер, вам следует рассказать нам все, что вам удалось выяснить. И отныне я хочу, чтобы вы посылали нам регулярные отчеты. Я хочу знать в подробностях все, что касается ваших дел в Ост-Индской компании, а также вашего расследования, — даже то, что не принесло плодов. Если вы целый день допрашиваете портного, который, как вам казалось, что-то знает, и обнаруживаете, что он не знает ничего, будьте добры сообщить мне его имя, адрес, что он мог, по-вашему, знать и что ему в самом деле известно. Надеюсь, вы меня понимаете.

Я сжал кулаки и почувствовал, как кровь приливает мне к лицу, но все же кивнул. Оставались Элиас и тетя. И конечно, мистер Франко, которого я все-таки надеялся увидеть на свободе. Поэтому я последовал совету тетушки и спрятал свой гнев. Я запер его в кладовку, и придет время, когда я открою эту дверь, но это будет не сегодня.

— Боюсь, я был слишком занят, чтобы регулярно отчитываться, — сказал я вместо извинений, — но если вы предложите систему, с помощью которой я мог бы, к вашему удовлетворению, посылать вам отчеты, я, разумеется, подчинюсь. Что касается моего нынешнего отчета, надеюсь, мистер Франко будет освобожден, как только я отчитаюсь.

— Не думаю, — поспешно сказал Хаммонд, не давая дяде ответить на вопрос. — Мы не можем этого допустить. Уивер ослушался нас, и мы наказали его друга. Если мы освободим этого друга, как только Уивер исправится, у него не будет стимула быть с нами честным в дальнейшем. Он будет делать что захочет, отчитываться по принуждению и продолжать обманывать нас, пока это будет сходить ему с рук. Нет, я настаиваю на том, чтобы Франко оставался в тюрьме в качестве напоминания, что ожидает остальных, если Уиверу еще раз покажется, что он слишком умен.