Читать книгу - "Проклятая реликвия - Майкл Джекс"

— Ты обнаружил в нем одну-две странности и уже готов обвинить его в преступлении. А я уже сказал, причем дважды, что вовсе не уверен, было ли вообще преступление. И я не думаю, что Томас имеет какое-то отношение к смерти Уитни.

— Да почему ты в этом так уверен?

— Потому что у него есть алиби: когда Уитни погиб, он находился в монастыре доминиканцев — и мы с тобой тоже.

— Это верно, — неохотно согласился Майкл. — Однако то, что он не мог сам забраться на крышу, не означает, что он не нанял кого-нибудь другого для этой цели. — Монах задумался. — Ты говорил, что скандал между Уитни и тезкой Томаса, который он уладил, произошел из-за кровель?

Бартоломью кивнул.

— Большой Томас был кровельщиком, пока не принял постриг.

Глаза Майкла заблестели.

— Кровельщик — это специалист по крышам. А Уитни погиб из-за предмета, сброшенного с крыши. Интересно, имеет ли это существенное значение.

— Нет, — твердо заявил Бартоломью. — Связь слишком неуловима.

Майкл вздохнул.

— Сегодня мы ни к чему не придем, поэтому нужно забыть об этом и посмотреть, что там осталось на ужин. Я умираю с голода.

Бартоломью уставился на него.

— Того, что ты съел у доминиканцев, многим хватило бы на неделю!

— Я же не «многие», Мэтт, — благодушно ответил Майкл. — Я другой. Именно поэтому я буду копаться в этой странной смерти до тех пор, пока не получу ответов на все вопросы.

Все следующее утро Бартоломью читал лекции, потом отправился с двумя старшими студентами навестить пациента в монастыре кармелитов. Болел приор, Уильям де Линкольн, крупный мужчина со странными волосами, пучками торчавшими над его лбом. Его уложил в постель приступ лихорадки, и он только радовался возможности убить время в праздной болтовне со своим доктором.

Бартоломью с трудом сумел сбежать от него, чтобы заняться остальными делами.

День опять выдался знойным, и он просто изнемогал от духоты в своей шерстяной мантии. Бартоломью мечтал снять ее, но университет постановил, что все профессора и студенты должны ходить в определенной одежде, по которой их можно моментально опознать, и он не хотел подавать студентам дурной пример.

Перегрелся не только он. Проходя мимо церкви святого Ботольфа на Хай-стрит, Бартоломью заметил знакомую фигуру. Отец Эндрю сидел с несчастным видом на стене, окружавшей кладбище, и рукавом рясы вытирал пот со лба.

— Может быть, принести вам эля с водой, отец? — участливо предложил Бартоломью, понимая, что старики тяжело переносят такую жару.

Эндрю покачал головой.

— Зной не угнетает меня — в прошлом я знавал и более лютое солнце. Через десять лет после того, как я принял сан, мой приор оправил меня с долгой, тяжелой миссией в земли богемцев и мадьяр.

— В самом деле? — заинтересовался Бартоломью. Не часто встретишь человека, путешествовавшего в такие экзотические места. — Должно быть, это было интересно.

Эндрю улыбнулся.

— Это стало приятной переменой в моей жизни. Я смог посетить далекие университеты, а в одном меня даже назначили хранителем законов — должность, подобная должности брата Майкла. Но я нигде не осел и с радостью вернулся к мирным девонширским холмам, как только завершил свою миссию.

— А что у вас была за миссия? Поиски реликвий?

Эндрю поморщился.

— Я считался младшим дипломатическим посланником, но настоящей целью приора Уильяма было отослать меня подальше, чтобы излечить от того, что он считал опасной одержимостью реликвиями. Однако за время моего отсутствия приор сменился. Мастер Хью и его преемники не стремились «излечить» меня, а просто предоставили самому себе — ну, до тех пор, пока не избрали Джона де Бурго.

— Понятно, — произнес Бартоломью. Его больше интересовало путешествие этого человека, чем то, что произошло по его возвращении; даже названия восточных королевств разбудили воспоминания о его собственных странствиях. — И как далеко вы заехали?

Но Эндрю не разделял его энтузиазма.

— Слишком далеко, и был рад вернуться домой. — Он вздохнул и снова вытер лоб.

— Что же гнетет вас, если не жара? — спросил Бартоломью. — Я могу вам помочь?

Эндрю указал ему на скучающих студентов-медиков, ждущих Бартоломью на почтительном расстоянии.

— Этого не исцелит ни один доктор, а ваши юноши беспокоятся. Не стоит тратить своего времени на старика, когда вы можете наставлять их на путь добродетели и великодушия.

— Я учу их медицине, а добродетель и великодушие оставляю священникам.

— Вам следует обращать на них больше внимания, — посоветовал Эндрю. — Если вы не будете сочетать свои занятия с учением Господа, они истолкуют ваши слова по-своему и ранят вас своим предательством.

Бартоломью помог ему подняться на ноги и задержался, глядя, как он, прихрамывая, удаляется. Слова кармелита озадачили его. Студенты тотчас же окружили профессора и засыпали его ворохом вопросов о том, как жара действует на телесную жидкость стариков. Бартоломью отвлекся, отвечая им, но тут один из студентов, Дейнман, громко вскрикнул, схватился за голову, и рука его испачкалась в крови.

— Камень! — негодующе закричал он, показывая через дорогу. — Он бросил камень!

— Кто? — спросил Бартоломью. Он никого не видел.

— Кип Рауф! — кричал Дейнман. — Он прислужник у доминиканцев, и он всегда цепляется к нам, потому что мы не теологи. Он швырнул камень, я видел!

— Да зачем ему это? — спросил Бартоломью, увлекая юношу к ограде церкви. Тот побледнел, и Мэтт совсем не хотел, чтобы он лишился чувств.

— Да он просто мерзавец! — ответил Дейнман, наклонив голову, чтобы Бартоломью мог осмотреть его. Рана была неглубокой, но, как многие черепные раны, сильно кровоточила. — И у него нет причин швырять в меня камнями. Я даже никогда с ним не разговаривал, хотя знаю, кто он такой — все знают, потому что он деревенщина.

— Он дерется даже со студентами из своего колледжа, — добавил его друг. — Разбил бедняге Балмеру кулаком лицо.

Бартоломью вспомнил челюсть Балмера — сильное повреждение, из-за которого тому несколько недель будет больно есть. Он дал Дейнману чистую повязку, чтобы прижать ее к ране, и велел идти домой. Он предупредил юношу, чтобы тот не мстил за нападение Рауфа, зная, как быстро раздуваются подобные истории, и смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из вида, а потом направился к церкви святого Ботольфа и вошел внутрь.

Внутри было прохладно и темно, особенно по сравнению с ярким днем, и ему потребовалось некоторое время, чтобы глаза привыкли к полумраку. Потом он увидел две тени, молча скользившие вдоль южного прохода по направлению к двери у алтаря. Бартоломью пустился бежать и успел схватить Кипа Рауфа за загривок до того, как тот вошел в дверь. Кип был крупным парнем, с побитым лицом, ясно указывавшим на то, что он любит подраться. Его брат Джон был выше ростом. Бартоломью подумал, что хватать их, хотя они легко могут справиться с ним, было глупо, но что сделано — то сделано, и проявлять теперь слабость будет ошибкой.