Читать книгу - "Клуб избранных - Александр Овчаренко"

– Соблазна для души христианской здесь много, да и ищейки царские что-то часто крутиться возле общины стали, того и гляди, закуют в кандалы и отправят в Сибирь по этапу. – с трудом говорил, почти шептал старец. – Чую, крепок ты в вере нашей, потому тебя, Алексий пастырем духовным над братией нашей оставляю, тебе поручаю мою последнюю волю исполнить: идти вам по весне за Каменный пояс, в тайгу сибирскую. Идти будете долго, пока на все четыре стороны до ближайшего жилья не менее сотни вёрст будет. Там место сам выберешь, там с братией и осядешь на долгие годы. Трудна дорога будет, да ты трудностей не бойся, они как шальная вода по весне: сначала нахлынет, а потом и нет вовсе. Бойся, Алексий, смуты душевной, которая веру нашу замутить может. Береги веру-то, до самого смертного часа береги. Благословляю тебя! Ступай.

Сказал так Анисим, и поутру отдал богу душу.

После похорон Анисима Алексий в его избу переселился, и палаты свои барские забросил. Всю зиму готовилась община к походу в места далёкие, неизвестные. Алексий денег не жалел: покупал и лошадей, и припасы, и семена, и скотину домашнюю, и одёжку тёплую. По весне продал он свою последнюю деревеньку и, помолившись, отправился с общиной в дорогу дальнюю.

Через два месяца перевалили они за Каменный пояс, а ещё через месяц набрели на речку Медведицу, где и осели с божьей помощью. Хорошо жили, дружно: храм поставили, избы сложили, землицу-матушку потом поливали, оттого она и родила знатно. Росла община, множилась, и было на душе у Алексия спокойно, до сегодняшнего вечера. Разбередил душу ему Травник, растревожил, нахлынули воспоминания о днях минувших. Думал, похоронил он прошлое, а что было, то быльём поросло. Однако прошлое к нему в гости само пришло, не забывает его, старого грешника, стоит у порога, словно старуха-процентщица, долги требует.

Понял Алексий, что не будет в его душе покоя, пока не увидит он странника, о котором Травник сказывал.

За невесёлыми думами не заметил Алексий, как ночь миновала, а на востоке заря проклюнулась, показался край солнышка.

– Ну, вот и слава богу! – сказал сам себе старец и задул свечку.

Утренняя роса на травах не высохла, а старец уже открывал скрипучую калитку во двор бабки Степаниды. Увидев его, Степанида, кормившая во дворе кур, всполошилась, засуетилась и, путаясь в длинной юбке, поспешила навстречу.

– Постоялец твой где? – строго спросил гость, упреждая расспросы Степаниды и, не дожидаясь ответа, вошёл в избу. В избе не было никого, это Алексий понял сразу и вопросительно взглянул на хозяйку.

– Так ушёл постоялец! – словно оправдываясь жалостливым голосом, пояснила Степанида. – Вечером помолился богу и ушёл, а куда не сказывал. Человек он божий, ему все пути открыты…

– Цыц, убогая! – перебил её сердито Алексий, раздосадованный тем, что не удалось встретиться со странным богомольцем. – Это что? – раздражённо спросил Алексий, ткнув пальцем в книгу в дорогом кожаном переплёте, лежащую в изголовье неприбранной постели.

– Ах ты, боженька мой! Забыл, как есть забыл! – запричитала Степанида.

Алексий взял книгу и, раскрыв наугад, пробежал глазами по хорошо пропечатанным строкам. Это была библия, но не истинной веры, а той бесовской, что учит христиан креститься щепотью.

– Сатанинские книги чтишь! – взъярился старец и бросил библию на пол.

– Да что ты, батюшка! Что ты! Неграмотная я! И знать-то не знала, не ведала. Вот грех-то какой! А книжку эту бесовскую я сейчас же в печь! – запричитала женщина и, обмотав руку фартуком, осторожно взяла библию за переплёт. В этот миг из библии выпал, и словно осенний лист, плавно кружась, лёг на выскобленный пол желтоватого цвета пергамент, исписанный красивым убористым почерком.

Алексий поднял лист пергамента и поднёс к глазам: пергамент был покрыт ровными рядами цифр, и только в правом нижнем углу красовались две витиеватые заглавные буквы – «А.П.».

– Погодь, старая! – остановил Алексий Степаниду. – Дай книжку мне, я её сам сожгу, потому как нет тебе веры.

– Да что ты, батюшка! Чем же это я тебя прогневила, что мне веры нет?

– Да как же тебе верить, если ты колдовством промышляешь, по лесам шастаешь, а потом отвары сатанинские варишь. Признавайся, грешница!

– Да какое же это колдовство, батюшка? Травы и корешки собираю, отвары и снадобья готовлю! Да только это от хвори, лихоманка её побери! Дохтура, сам знаешь, у нас нет, вот и приходится знахарством промышлять. Так какой же это грех?

– Ладно, уймись! Ишь, раскудахталась. Ты лучше бы иконы от своей травы освободила, нашла место, где сушить! – недовольно пробормотал старец и потянулся к висящей в углу иконке, которая была обвешана гирляндами трав. На мгновенье Алексий задержал протянутую к иконе руку и, передумав обрывать гирлянды трав, сунул кисть за иконку. Через мгновенье в его руке оказался свиток с молитвами, который Степанида бережно хранила за иконкой, и какое-то украшение, раскрашенное яркими красками.

– Батюшки светы! Да что же это такое? – опять запричитала Степанида. На ладони Алексия лежал мастерски исполненный вензель с изображением заглавной буквы «А», короной над ней и летящим голубем.

– Это тоже, видать, твой постоялец забыл! – усмехнулся Алексий и спрятал вензель в рукав.

Воротясь домой, Алексий закрыл дверь на засов и, затеплив свечу, долго сидел над загадочными письменами, да только всё без толку: сказывались отсутствие опыта и явная нехватка знаний.

– Хитро! – промолвил, наконец, Алексий, утомлённый бесплодными попытками проникнуть в суть зашифрованного текста. – Ну да ладно, всему свой срок! Господь милостив, прочтём и эту шараду! – тихо промолвил старец, свернув пергамент в трубочку, и засунул в кожаный мешочек. Хотел повернуться к иконостасу, что висел у него за спиной, и крестом себя осенить, да неловко задел лежавший на столе вензель, украшенный короной и летящим голубем.

Упал вензель на деревянную половицу домотканым половиком прикрытую, и раскололся, словно глиняная плошка. Хотел Алексий ругнуть нечистого, что толкнул его под руку, и уже рот открыл, да так и замер: на полу, среди глиняных обломков, поблёскивая серебром, лежал ключ.

Поднял старец сей ключ, и поднёс его к оконцу, чтобы в свете вечерней зари разглядеть получше. Странная это была находка: сам ключ размером невеликого – на ладони поместиться мог, только вместо одной бородки было у него две, да не простых, а с хитрым замысловатым узором, а на самом конце, где обычно у ключа колечко бывает – монета приварена намертво.

Пригляделся Алексий, а это и не монета вовсе, а вроде медальона с гербом. И была на гербе том ладонь человеческая начертана, а на ладони два ключа меж собой перекрещённых, и вокруг надпись на языке французском.

– Ведающий тайное, да сохранит всё в тайне, – перевёл Алексий. Повертел старец ключ, повздыхал, да и сунул в мешочек кожаный, туда, где пергамент был. – Так-то надёжней будет. Придёт срок, и этот ребус разгадаем с божьей помощью, а пока погоди малость, – и спрятал мешочек на самое дно кованого сундука, ключ от которого всегда носил с собой.