Читать книгу - "Пальмы, солнце, алый снег - Анна и Сергей Литвиновы"

– Оставь меня в покое, беспроблемная идиотка! Ты все равно ничего не понимаешь!

А ближе к пяти утра все пошло и вовсе ужасно. Она упала лицом в кровать, вонзила ногти в мех покрывала и стихла, руки сведены судорогой, коленки неудобно подогнуты. И, как я ни пыталась ее растормошить, – все оказалось бесполезно. Ее тело оставалось каменным, а сама Ярослава только постанывала – тихонько, словно смертельно раненная волчица.

Что оставалось делать? Сначала я хотела с мобильника «Скорую» вызвать, но в последний момент одумалась. Не могу же я собственными руками упечь свою подругу в психушку! Так что позвонила на рецепцию, обрисовала ситуацию. Заспанный портье побежал будить доктора – к счастью, тот проживал в служебном домике на территории «Тропиков».

Врач явился в мой номер к шести утра. Я к тому времени уже искусала все свеженаманикюренные ногти. А ему одного взгляда на Ярославу оказалось достаточно, чтобы изречь:

– Сейчас все поправим.

– Только, пожалуйста, не вызывайте «Скорую»! – взмолилась я.

– Почему? – удивленно воззрился на меня он.

– Так ее же в психушку заберут!

Доктор только хмыкнул. Достал из саквояжика ампулу, шприц, назидательно произнес:

– Вы, деточка, старыми категориями живете. Восьмидесятые годы прошлого века, не позже.

Он всадил Ярославе в предплечье какой-то укол и договорил:

– А нынче на дворе век двадцать первый. Психиатрические лечебницы на госбюджете, а он, как известно, весьма скуден. И потому туда только буйных берут. И то лишь по их собственной просьбе.

Он метким броском отправил использованный шприц в мусорное ведро и достал новый.

Еще один укол – и тело Ярославы на глазах обмякает, ноги расслабляются, пальцы наконец отпускают мех покрывала…

– А никакого острого психического заболевания у гражданочки и нет. – Доктор нелюбезно перевернул Ярославу со спины на живот, приподнял ее закрытое веко, удовлетворенно хмыкнул: – Неврастения. Плюс истерия. С алкоголем наверняка проблемочки, пристрастие к кокаину в анамнезе… Обычный букет для богатых дурочек. У нас все клиентки такие.

Впрочем, тут же смутился, виновато взглянул на меня, забормотал:

– Пардон, мадам, беременных я в виду не имел.

Но мне было совершенно плевать, что несет этот циничный идиот.

– Значит, она поправится? – радостно выдохнула я.

– Безусловно, – заверил он. – Сейчас отнесем ее в номер, она отдохнет, отоспится и проснется совершенно здоровой. Обещаю: часов через десять пойдете вместе пить кофе – и красавица наша будет с неприкрытым интересом выслушивать ваши рассказы. О том, что она ночью натворила.

Он достал из кармана рацию, забормотал:

– Двоих и носилки в триста седьмой. – Кинул быстрый взгляд на меня и добавил: – И еще крепкий чай для второй дамы.

– Чай у меня и у самой есть, – вздохнула я.

И грустно взглянула на кипятильник и заварку, которые Ярослава как раз перед своей истерикой так и бросила на комоде…

Яков Анатольевич, дипломированный психолог, бывший руководитель тренинга

Он приехал в «Тропики» на рассвете.

Таксист подогнал машину прямо ко входу, украшенному искусственными пальмами. Они горели яркими люминесцентными цветами – такими нелепыми в неверном свете начинающегося зимнего дня.

Яков Анатольевич протянул водителю тысячерублевую купюру. Спросил:

– Достаточно?

– Маловато будет, – покачал головой таксист. Покосился на фальшивые пальмы и сострил: – Я ж вас из тюряги прям в тропики привез!

Гвоздицина передернуло. Он молча бросил водиле еще одну купюру, пятисотрублевую. Вышел из машины, от души шваркнув дверью. Водитель вслед матюкнулся, а Яков Анатольевич отстраненно, будто не о себе, подумал: «Зачем я грохнул дверью? А сам подопечных учу: сдерживать эмоции, не выплескивать их так глупо…»

Но после двух ночей в жуткой тюремной камере он вдруг понял: все его теории, вся его наука, все тренинги не стоят выеденного яйца…

– Вы к кому? – строго спросил Гвоздицина охранник на входе.

Раньше, до тюрьмы , Яков Анатольевич десятки раз входил и выходил с территории отеля, и ему ни разу не задали ни единого вопроса. Но сейчас от него, видно, такой запах исходит – запах поражения, неудачи, – что охранник счел своим долгом проявить бдительность.

– Я… к себе, – растерянно пробормотал Гвоздицин. И, как в тумане, вспомнил: когда ему возвращали документы, среди них вроде бы была карточка гостя? Наверное, ее и нужно продемонстрировать охраннику?

Страж внимательно всмотрелся ему в лицо и вдруг выдохнул:

– А, это вы! Но вас же… – Он сбился, замялся.

– Да. Меня выпустили. Под подписку, – униженно отчитался Гвоздицин. – И я приехал сюда за своей машиной. И за вещами.

– Что ж, проходите… – неохотно позволил охранник. – Но насчет вашего номера… я не уверен, что он остался за вами.

– Спасибо, я разберусь, – торопливо кивнул Гвоздицин.

Как хорошо, что еще так рано! Зимний рассвет – это восемь часов утра, а завтрак только с девяти, и отдыхающие пока еще крепко спят. И никто не увидит, как некогда осанистый, уверенный в себе психолог униженно и робко семенит по направлению к жилому корпусу.

И ему действительно повезло – он никого не встретил.

А на женскую фигурку, в удивлении взирающую на него из окна третьего этажа, внимания, конечно, не обратил.

Алена, молодой специалист, 221-й день

В начале девятого я наконец забралась в постель, бессильно раскинулась под одеялом, привычно погладила живот, передавая привет Пузожителю. Малыш в ответ торкнулся еле-еле – тоже устал, бедняга.

– Сейчас будем спать, – заверила я его.

Только уснуть не получалось. Психические заболевания, видно, заразны – меня, как и Ярославу, стали глюки преследовать. Не покидало ощущение: та мужская фигура, которую я увидела из окна… Что, робко подволакивая ноги, проследовала в жилой корпус… Это не кто иной, как Гвоздицин.

«Да ладно, что за ерунда? Он же в тюрьме! – уговаривала я себя. – Откуда ему тут взяться, тем более в такую рань? Сто процентов: показалось!»

Но человеческий организм, особенно у беременных, – штука странная. Вроде я и убедила себя, что обозналась, а заснуть все равно не получается. Тревожно на душе – особенно после всех тех глупостей, что наговорила Ярослава… И понимаешь вроде, что моя новая подруга несла явный бред, а все равно пытаешься вытащить из него рациональное зерно, разложить все по полочкам.

Значит, Гвоздицина она знает пятнадцать лет, и все эти годы он для нее кто-то вроде наставника и духовника. Устроил на незаконное усыновление ее ребенка, а потом, наверняка под гипнозом, пытался ей мозги вправлять. Внушал разную ахинею насчет избранности, особого пути, ошибочности материнских инстинктов… Вот подлюга! Я, конечно, и сейчас себя многоопытной женщиной не назову, но все-таки мне уже двадцать пять, и я прекрасно помню, насколько глупей и податливей была в свои восемнадцать. И попадись на моем пути такая харизматичная личность, как Гвоздицин, – тоже наверняка бы попала в его адепты. А Ярьке, бедной, еще тяжелее, чем мне, пришлось – у меня-то хоть предки нормальные, и прописка, и все московские блага, а она оказалась в столице одна-одинешенька…