Читать книгу - "Строгий режим - Виталий Демочка"

— А назад мы как попадём, — не без страха произнёс он, вылезая из-за ширмы Косы и на ходу надевая штаны. — Ты на х…я полез, Витёк? До завтра не мог потерпеть? Расширили бы до завтра…

В ответ застрявший разразился бурным потоком матершинной брани, среди которой можно было понять только то, что раз уж попал, то надо думать чё делать теперь, а не каяться.

— Ё…аный бостон, — вылезали с тёплых мест другие малолетки в трусах, — давай ещё раз попробуем. Палево здесь оставаться.

— Да базара нет, это ж пи…дец будет, — подтвердил Максим и повернулся к застрявшему. — Ну терпи тогда, Витёк, хули делать.

Они подошли к нему и, обхватив его по бокам, стали давить на него со всех сторон, Витёк сжал губы зубами и закрыл глаза.

— Тяните там, — сказал Максим в единственный просвет между стеной и спиной бедолаги, а когда поднимал голову ударился ей о раковину и выругался.

Они сделали ещё попытку вытолкнуть его обратно и Витёк сильно застонал, с силой выдохнув воздух, который задерживал, чтобы не закричать.

— У-у-у-у-п-ф-ф-ф, всё, пацаны, — со стоном сказал он трагичным голосом. — Бесполезно. Надо кабуру расширить маленько.

— Еб…улся, что ли? — недоумённо произнёс Максим. — Это целый день уйдёт на это, если не больше.

— Ну а хули ещё делать? — подавленно спросил Витёк. — Давайте пробовать, тут-то надо чуть-чуть. Скажи там, пусть заточки толкнут сюда.

Максим оглядел всех и опять сунул голову под раковину. В их камере старшим явно был он, а не этот малоумный Витёк, создавший им лишнюю проблему.

— Жорик, заточки дайте сюда. Мы попробуем отсюда ковырнуть, — сказал Максим в это отверстие и, засунув руку, вытащил два заточенных штыря. — Вы там не сможете?

— Нет, конечно, — раздался голос оттуда. — У нас тут ноги его. Это он у вас застрял там, в самом конце.

— Понятно, — сказал Максим и, высунув голову из-под раковины, посмотрел на двоих самых младших. — Ну чё, пики только две, ковыряйте вот здесь по бокам. Может успеем до проверки выскочить.

— А если не успеем? — взволнованно спросили те.

— Тогда пиз…ец нам всем, — ответил за Максима Игорёк.

— Я вас бить не буду, — правильнее понял вопрос малых Максим и дал им штыри. Потом он посмотрел на остальных и сказал: — Ну что, если не успеем, так хоть покуражимся напоследок.

Все заулыбались и сразу разошлись по своим партнершам, чувство ответственности в таком возрасте обычно на нуле. Они спокойно продолжали оргию, даже не думая о застрявшем товарище, стонущем от боли и во время неразмеренных фрикций дико улыбались друг другу.

С трудом дописав малёк в этой обстановке, Ольга слезла со шконки, чтобы его отправить. Она не хотела вообще вылезать, пока всё это не закончится, но желание отправить малёк Александру до снятия дороги пересилило. Она взяла с окна спички с целлофаном и пошла к параше, чтобы его запаять. Те, кто были не за ширмами, сразу обратили внимание на самую обаятельную девушку в камере и с восхищёнными глазами задвигали бёдрами быстрее. Те, кто не видел её, спокойно продолжали своё дело и меняли позы, эти движения хорошо угадывались за ширмами. Но Ольга не обращала ни на кого внимания и лишь подойдя к параше увидела под умывальником того человека, которого пытались вытащить. Двое пацанят скребли стену по бокам от его застрявшего тела, а он висел с перекошенным от усталости лицом в пятнадцати-двадцати сантиметрах от пола и прерывисто дышал. В таком положении он висел уже долго, уперевшись руками в пол, и дышать ему было трудно. Ольге стало жалко его и, взяв с ближней шконки две подушки, она подсунула их под него. Тот сразу вздохнул свободнее и, подняв голову, с благодарностью посмотрел на Ольгу. В его глазах даже не было похоти, только чувство облегчения и признательности за это. Сказать что-то словами ему было уже нелегко. Он сейчас был тут единственным кроме неё, кому действительно было не до секса, когда даже самые страшные и пропитые тётки смотрели на всю эту оргию горящими глазами.

* * *

Протас уже совсем упал духом. Он уже даже не расхаживал по хате, а просто лежал и смотрел в одну точку всю ночь. Только сейчас он осознал, что не всё в этой жизни решают деньги. Когда они не помогли ему при аресте в самом начале следствия, он ещё думал, что ему просто не повезло. Или следователь попался не тот, или тот, да просто не было никого, через кого можно было бы ему заплатить. Даже коррумпированные и продажные люди из органов у всех подряд деньги не брали, только через знакомых.

Сейчас, когда деньги не помогли Протасу в ещё более простом, как он считал, деле, он вспомнил и тот случай, когда сам предложил следаку круглую взятку. Лицо этого следователя при этом, ясно вставшее вдруг перед глазами, напомнило ему выражение лица Немца, когда Протас, используя последний шанс, предложил ему хорошую материальную поддержку и даже немалую сумму денег за наказание Соломы. Теперь-то он уже точно знал, что по крайней мере в криминале деньги не всесильны, и от этого чувствовал себя сейчас очень слабым и подавленным.

После этой малявы от Соломы Немец ещё долго что-то говорил ему, уча жизни. Но у Протаса после этого удара в голове была только одна мысль, и он не запомнил ни слова из того, что говорил Немец. А когда Павел наконец перебил его и озвучил эту свою мысль, предложив за качалово Соломе деньги и поддержку гревом, то после отказа Немца и вновь начавшихся нравоучений с трудом дождался его ухода. Сокамерники потом ещё как-то пытались его успокоить, они-то понимали правильность слов Немца. Но Протас оценивал действительность неадекватно и даже не слышал большинство этих слов. Он продолжал оставаться при своём мнении и теперь ему даже не очень хотелось как-то отбить у Соломы Ольгу. Его мужское достоинство, ещё не до конца утраченное, жаждало мести.

Мучаясь от сознания собственной беспомощности в этом вопросе, он со стоном перевернулся на другой бок и его взгляд упал на тот самый малёк от Соломы, которым он поставил крест на его плане. С ненавистью смотря на этот клочок бумаги, Протас вдруг подумал, что может если не полноценно отыграться за себя, то хотя бы насолить Соломе за его поступок. Ведь тот стопудово сам клеился к ней со страшной силой, мальки один за другим ей слал и ходил ещё к ней. А теперь написал Протасу, что «эта шалава сама на шишку просится». Или как там? Он прочёл маляву Соломы ещё раз и убедившись, что так и есть, решил написать ей обо всём случившемся и послать ей малёк Соломы, написанный его почерком. Представив, что будет чувствовать Ольга, узнав об этом, Протас даже изобразил на лице некое подобие злорадной улыбки и сразу сел писать. Он подробно описал, как Солома приходил к нему с просьбой о деньгах и как обратился к нему с ответной просьбой побеспокоиться о своей соседке. Как смотрящий, пользуясь своим положением, стал за его спиной подкатывать к ней сам и всё остальное. Перечитав малявку он подумал, что узнав обо всём этом и поняв, какой человек Солома, к тому же прочитав его собственный малёк, Ольга перестанет с ним общаться. На душе даже стало немного легче от этого и, услышав как загрохотала тележка хлебореза, он вспомнил, что ещё не ответил Соломе и тут же сообразил, как нужно ему ответить.