Читать книгу - "Пермская обитель - Фридрих Незнанский"

В прокуратуре все было куда как строже, чем в милиции. Двухэтажное здание окружено забором. Рядом с воротами, через которые проезжают машины, проходная, где возле телефона сидел старший лейтенант. При появлении Андрея он встал и вопросительно посмотрел на него.

— Мне нужно к прокурору или к следователю. Я пришел с повинной.

Оказалось, что старший лейтенант здесь не один. Из-за перегородки с висящими на ней шинелями появился худощавый капитан.

— С повинной, говорите? — спросил он. — Что же вы такого совершили, что вас на ночь глядя совесть замучила?

— Два убийства. — Андрей достал из кармана «Макарова» и положил его на стол рядом с телефоном.

Ему показалось, что при виде пистолета все вокруг пришло в движение. Старший лейтенант, взяв за ствол, вложил оружие в полиэтиленовый пакет. Капитан быстро набрал на телефоне три цифры:

— Алло, это проходная. Тут явился гражданин с повинной… Говорит, два… Оружие сдано… «Макаров»… — Он положил трубку и кивнул Андрею: — Идемте к дежурному следователю.

Пропустив Сереброва вперед, капитан вывел его в маленький дворик. Пакет с пистолетом он держал в руках, словно ребенок новогодний подарок. Перед входом в здание спросил:

— У вас документы при себе есть?

— Да, паспорт.

Очередному часовому коротко бросил на ходу:

— Мы к Троекурову.

Вслед за капитаном Андрей вошел в приемную. За столом перед компьютером сидела молодая секретарша. Судя по тому, с каким азартом она двигала по коврику мышкой, не отрывая взгляд от экрана монитора, девушка была увлечена игрой.

— Вы посидите, — сказал капитан Андрею и прошел в следующую комнату. Через минуту он вышел уже без пистолета, жестом пригласил Сереброва в этот же кабинет.

За столом сидел молодой круглолицый человек в форме. Разговаривая, он ежеминутно поправлял пятерней редкие длинные волосы, спадавшие ему на лоб. Это был дежурный следователь Троекуров.

Помнивший, о чем его спрашивали в милиции, Андрей сразу представился, дал следователю паспорт и рассказал про совершенные им убийства Прыжкова и Репиной. Говорил он в присутствии капитана и вызванной секретарши, которая вела протокол.

Троекуров спрашивал, в каком помещении были совершены убийства, как Андрею удалось уйти с места преступления. Поинтересовался, рассказывал ли он кому-нибудь об этом раньше. Узнав, что днем тот побывал в милиции, где ему и посоветовали идти в прокуратуру, не мог сдержать торжествующую улыбку, по-свойски подмигнул капитану. Долго выяснял, с кем и о чем Серебров там разговаривал.

— Все, что вы рассказали, отнюдь не является доказательством вашего преступления, — подвел следователь итог разговора. — Тут требуется тщательная проверка. Часто случается, что люди вынуждены брать на себя чужую вину — под угрозой или еще в силу каких-либо обстоятельств, например, выгораживают любимого человека. Но сегодняшнюю ночь вы проведете в камере.

В СИЗО прокуратуры Андрей пробыл до середины следующего дня. Утром Троекуров связался с Генеральной и выяснил, что оба дела сейчас расследует бригада Турецкого. Позвонил Александру Борисовичу, рассказал про арестованного.

— Ну наконец-то, — произнес «важняк». — Я уж думал, тот опять подался в бега.

Когда после оформления нужных бумаг Андрея повезли в Москву, Троекуров позвонил в отделение милиции Звездного городка знакомому майору.

— Ну что, Шабышев, прошляпил особо опасного преступника? — с затаенным злорадством спросил он.

— Какого? Кого ты имеешь в виду?

— Приходил же вчера к тебе с повинной убийца Репиной и Прыжкова.

— А-а, этот-то. Приходил. Чиканутый какой-то. Никого он не убивал.

— Представь себе, что убивал. И ствол есть.

— Ко мне-то он без ствола заявился.

— И только поэтому ты посчитал, что это блеф. А где интуиция? Где тонкое милицейское чутье? 1: 0 в нашу пользу.

Троекуров подшучивал над своим давним знакомым, и все же майору было неприятно. Действительно, мог примазаться к громкому делу, задержать давно разыскиваемого преступника. Как его угораздило отпустить опасного зверя? Да еще посоветовать обратиться в прокуратуру! Теперь тем достанутся все лавры. А он должен дрожать, как бы начальство не узнало о его легкомысленности.