Читать книгу - "Первый шпион Америки - Владислав Иванович Романов"

Тракман снял трубку и попросил соединить его с Петерсом.

— Марк Тракман беспокоит… Привет!.. Слушай, Головачев Семен Васильевич — не знакомо тебе такое… — Тракману договорить не дали, видимо, Петерсу этот фрукт был тоже известен. «Вот так всегда, — подумал Брауде, — только языка на фронте выудишь, а его уже полковая разведка хватает и выдает за своего. Так и с Головачевым. Теперь, конечно, они захотят себе его взять! Зачем только Тракман позвонил этому Петерсу!» — Понятно… Ну это бывает… Из фронтовой разведки… Да, конечно, надо теснее работать! Я разве против?.. Пока!.. — Тракман положил трубку.

— Что, себе этого Головачева забирают? — обиженно спросил Брауде.

— Семен Васильевич Головачев работает у Петерса, он чекист и старый большевик, к вашему сведению, товарищ Брауде. Поэтому теперь понимаете, к чему привела ваша возня вокруг четырнадцатой квартиры? Хорошо, что я внешне вспомнил Семена и засомневался. А так бы Под такой вы меня монастырь подвели… — Тракман сурово нахмурился и не сказал, под какой монастырь мог подвести его Брауде, но по его глухохгу покашливанию Павел понял, что лучше этот вопрос начальнику Военконтроля не задавать.

Но этот казус не выбил Пашу из седла. Наоборот, он стал осторожнее и деликатнее организовывать слежку, ведя объект метрах в десяти — пятнадцати. И выследил-таки встречу Каламатиано, Локкарта и Пула в кафе «Трамбле» на Цветном бульваре.

Когда Каламатиано с его друзьями ушли, Брауде подошел к официанту и, показав удостоверение Военконтроля, допросил его, заставив выложить все, что он знает о греке. Оказывается, Каламатиано был за последнее время в кафе три раза: первый раз с военным, который почему-то набрал кучу всяких соусов, потом с англичанином, который интересовался в основном проститутками, а звали его Сид, то есть Сидней. И это третье посещение. Брауде сразу же уцепился за военного. Но как его звали, гарсон не запомнил, на вид ему за сорок, крепкий, голос густой, командирский.

На следующий день Брауде поделился скромными успехами с Синицыным.

— Жаль, что имя этого военного официант не запомнил! Но я думаю еще раз потрясти этого гарсонишку, чтобы он набросал мне словесный портрет военного. Или нарисовал. Как считаешь, стоит?

— Что это даст? — стараясь казаться равнодушным, пожал плечами Ефим Львович, но легкий холодок все же пробежал по коже: этот Брауде пусть случайно, но слишком близко подобрался к нему. А сие совсем нежелательно. И Каламатиано хорош. Один раз заметил слежку и неплохо проучил этого пинкертона. А тут расслабился.

Пару дней назад Синицын встретился со своим приятелем из разведки Главного морского штаба. Они время от времени обменивались информацией, как бы негласно помогая друг другу. При новой власти этот обмен являлся еще и средством выжить. Кто знает, как поведут себя большевики завтра по отношению к старым военспецам, потому что учреждение института комиссаров, которые были обязаны как бы надзирать за командирами, смещение старых генералов на Царицынском фронте и замена их неким конником Ворошиловым сигнализировали о том, что не нужно строить иллюзии и рассчитывать на доверие большевиков. Сегодня они используют их от безысходности, а завтра, когда появятся свои кадры, вообще выкинут. И вряд ли отпустят на покой. Сошлют в места не столь отдаленные или вообще. шлепнут. В этом вопросе их мнения сошлись, и Синицын подумал, что его приятель вполне созрел, чтобы работать на Ксенофона. Но врожденная осторожность не позволила подполковнику даже заикнуться об этом: надо было все не раз еще взвесить, проверить, а вот так подставлять себя, не подготовив резервных вариантов, глупо.

— Тут к нам один важный гость пожаловал, — сообщил приятель Ефима Львовича: они сидели на Рождественском бульваре, покуривали на скамеечке. — Вы-то его пропустили, и ЧК не встревожилась, хотя он заходил туда и провел там полтора часа. Это станет весьма занятным, если я тебе скажу, что в Москве объявился Сидней Рейли. Крупная птица. Мы его пасем с 1911 года. Работает сразу на две разведки: немецкую и английскую. С русской охранкой амурничал. Но дело не в этом Размах деятельности у этого агента широк. И если его прислали, то англичане что-то здесь затевают.

— А может, немцы? Коли он двух маток сосет? — усмехнулся Синицын.

— Вряд ли. Он с немцами уже почти не контактирует. Война развела. У Рейли в России крепкие связи. У кого, вот интересно, он гостевал в ВЧК? Полтора часа — это обстоятельный разговор, а не то чтобы зайти и передать приветы. Постой! Петерс года три или четыре жил в Лондоне. У него и жена там осталась. Больше там некому приветы передать.

— Ну зашел, передал, что тут такого? — не понял Ефим Львович.

— Да не та Рейли фигура, чтобы бегать и презенты разносить. Я не удивлюсь, если он приходил затем, чтобы завербовать Петерса.

— И как ты считаешь, завербовал? — не без иронии спросил Синицын.

— Если ставилась эта задача, то отчего бы и нет. С пустыми руками он бы к нему не пошел. Значит, какая-то зацепка была, — уверенно сказал приятель Ефима Львовича. — Он профессионал высокого класса.

Подполковник вспомнил этот разговор, когда услышал фразу Брауде о том, что англичанина, который приходил в «Трамбле» с Каламатиано, звали Сид, Сидней. Теперь понятно, что, находясь рядом с таким разведчиком, Ксенофон Дмитриевич и позволил себе расслабиться, а Рейли, нанося дружеские визиты, просто не считал нужным их от кого-то пока скрывать.

— Ты лучше обрати внимание на второго человека, кто был рядом с Каламатиано в «Трамбле». Это Сидней Рейли, англо-немецкий агент. Работает в России с одиннадцатого года. Рейли птица покрупнее Каламатиано.

— А ты сам почему им не займешься? С англичанами же ты работаешь?

— У меня других дел полно. Да и тебе помочь хочется, хватит уже филером рыскать. Раньше в царской охранке с этого начинали, а ты все-таки фронтовой опыт имеешь.

Брауде вызвали к Тракману. Он вышел из кабинета через пять минут с бумагой в руке.

— Опять шифровать заставили. Очередное послание Троцкого. Ты уходишь?

— Да нет, мне еще тоже пару донесений надо отправить.

— Я к тебе зайду, ты мне расскажешь про этого Рейли! — заинтересовался Брауде, убегая в свой кабинет.

Штатные шифровальщики, работавшие в Воен-контроле, были перегружены, а один из них постоянно болел и ходил с температурой. Сегодня он вообще не появился, и Пашу, который быстро освоил шифровальное дело, обычно подключали в таких ситуациях. Он умчался, и Синицын задумчиво посмотрел вслед Брауде. «Его надо выводить из игры, — подумал Ефим Львович. — Паша становится настырным и въедливым».

Великим аналитическим умом Паша не блистал, но зато отличался старательностью