Читать книгу - "Миг - и нет меня - Эдриан Маккинти"

Флинн вручил мне две двухсотдолларовые банкноты, довез до автобусной станции в Лас-Вегасе и крепко пожал руку на прощание.

Я купил билет до Нью-Йорка и вскоре уже сидел в автобусе. Я рассчитывал выспаться, но так и не смог заснуть. В Денвере мне и вовсе пришлось выйти, чтобы размять мускулы и немного собраться с мыслями после долгого и не слишком приятного путешествия через Юту и Скалистые горы в излишне кондиционированном салоне автобуса. В Денвере я нашел недорогой мотель, купил бутылку виски «Джек Дэниэлс», разделся и часа полтора стоял под горячим душем. Телевизор я смотрел так, словно он был изобретен буквально на днях. Пока я был в Мексике, в США шла президентская предвыборная гонка, которая как раз близилась к своей кульминационной точке. Губернатор Арканзаса имел все шансы обойти президента Буша. Скучища была смертная, и я посмотрел «Колесо Фортуны», викторину «Риск!», а потом просто обалдевал от бесконечных дневных сериалов.

В мотеле я прожил два дня. За это время я не только истратил все остававшиеся у меня деньги, но и сдал грейхаундовский билет. На деньги, которые мне вернули, я пил пиво и заказывал пиццу одну за другой. В какой-то момент мне пришло в голову перебинтовать свою культю. Сняв бинты, я несколько секунд стоял как громом пораженный, глядя на уродливый, синевато-багровый обрубок. Хорошо еще, что я был в сосиску пьян, иначе я мог бы грохнуться в обморок.

За два дня я спустил все, что досталось мне с таким трудом. Признаю, с моей стороны это было форменное идиотство. Я просто не имел права поступать подобным образом — особенно после того, как дочери Никты чудесным образом вытащили меня из тюрьмы, спасли меня в джунглях и подослали ко мне помощника шерифа с двумя сотнями баксов.

Но, как говорится, что сделано, то сделано. Между тем я по-прежнему стремился вернуться в Нью-Йорк, чтобы увидеть, как кровь пятнает стены и собирается в лужицы под трупами врагов. Я хотел видеть слезы вдов, хотел слышать жалобные стенания и мольбы о пощаде… И именно поэтому я не хотел туда возвращаться.

От двухсот долларов Флинна у меня осталось буквально несколько центов, и я решил обратиться за помощью к ирландским обществам и землячествам Денвера. Как ни странно, в телефонном справочнике отыскалась только одна подобная организация. Я позвонил туда и объяснил ситуацию, но парень, с которым я разговаривал, чуть не расхохотался, когда я смиренно добавил, что хотел бы получить взаймы некую сумму. После этого мне ничего не оставалось, кроме как собрать свои немногочисленные пожитки и в очередной раз отправиться «голосовать» на дорогу. Пройдя по местному Бродвею, я встал у выезда на федеральное шоссе И-70, но мне не везло. Водители не хотели меня брать, а легавые гнали прочь (слушать историю об удивительных похождениях Шеймаса Мак-Брайда у них не было ни времени, ни желания). В ту ночь я кое-как переночевал под мостом через ручей Черри-крик, из которого напился и умылся, а утром стал «голосовать» снова. Для засады я опять выбрал выезд на федеральную магистраль, и на этот раз мне повезло. Всего какой-нибудь час спустя на дороге появился трейлер. Водитель заметил меня, наши взгляды на мгновение встретились, после чего он ткнул большим пальцем себе через плечо: садись, мол…

Я не стал медлить.

Владелец огромного желто-белого «уиннибейго» самой последней и дорогой модели был мужчиной лет пятидесяти — седым, с серым, унылым лицом клерка или директора похоронного бюро. «Питер Дженнинг, — представился он, — тезка якоря, только без «с» на конце». Мне такое прозвание якоря было внове, но, услышав это, я решил, что имею дело с бывшим моряком.

Ему я тоже рассказал печальную историю Шеймаса Мак-Брайда, и морячок, похоже, заглотил наживку. Потом я спросил, нравилась ли ему морская служба.

— Видишь ли, Шеймас, я никогда не служил в вооруженных силах, — сказал он. — Проблемы со слухом, знаешь ли… Зато мой сын побывал на войне в Заливе. Не в передовых частях, слава богу! Он служил радистом в подразделениях обеспечения и обслуживания. Только не думай, что там ему ничто не угрожало, потому что это не так. Свою медаль он получил и сейчас числится в запасе.

— Я вовсе не говорю, что там было безопасно, ведь они же пускали эти штуки… Ну, ракеты… — сказал я.

— СКАДы, — уточнил он. Похоже, одного этого слова хватило, чтобы разбудить в нем прежние эмоции.

— Да, да, верно… — Я кивнул. — Чертовски опасные штуки! Я сам в это время служил в британской армии, только нас не отправили в Залив. А жаль, честное слово жаль, — добавил я. Я не стал упоминать, что пока шла война в Заливе, я уже не служил, я отбывал срок на гарнизонной гауптвахте на острове Святой Елены, а когда вышел, меня ждал еще один облом. Пока я сидел, наш полк решили переформировать, объединив с другим полком, и многих новобранцев увольняли, положив им в качестве компенсации довольно солидную сумму. Увы, никому почему-то не пришло в голову давать компенсацию таким, как я, поэтому я считал, что пострадал дважды.

— Тебя действительно расстраивает, что ты не попал на фронт? — спросил меня Питер.

Я рассеянно кивнул.

— Не жалей, сынок, та война была паршивой войной. Обычная наземная операция. Не знаю, известно ли тебе, что война в Заливе была точной копией сражения при Каннах? Такой же фланговый охват, позволивший разгромить противника, применил когда-то Ганнибал. Его победа при Каннах была поистине блистательной, но разве он выиграл войну? Нет. Разве мы победили Саддама? Тоже нет. Вот что я тебе скажу, сынок: Vinse Hannibal, et non seppe, гм-м… usar poi. Ben la vittoriosa sua ventura. Я прочел это в одной книге и запомнил.

Я глубокомысленно кивнул и сказал:

— Да, конечно, все верно. Здорово сказано.

Питер улыбнулся, явно довольный собой:

— Ты, наверное, учил языки, Шеймас? Ведь эту традицию ввели у вас в школах еще иезуиты, — добавил он с ухмылкой, из которой явствовало, что он питает отвращение к папизму, но одобряет систему телесных наказаний.

— Да, мы изучали разные языки, но мне они как-то не очень давались…

— Ганнибал одержал победу, но не знал, как правильно ею распорядиться — вот что значит это изречение. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду? Ни Бушу, ни Пауэллу даже не пришло в голову воспользоваться победой в Заливе, чтобы вышвырнуть Саддама из Ирака пинком под зад. Ганнибал не двинул войска на Рим, понимаешь?

Честно говоря, я абсолютно не понимал, что он хочет сказать, но говорить ему об этом мне не хотелось. Хич-хайкеры живут по своим законам, один из которых гласит: пассажир должен соглашаться со всем, что говорит водитель. Поэтому я сказал, что он совершенно прав, и Питер продолжил подробный разбор стратегических ошибок и промахов, совершенных президентом и его окружением.

— Попомни мои слова, сынок, нам еще придется повоевать в тех краях, ох как придется! Ты помнишь, что говорил Катон?

— Это который все время нападал на инспектора Клузо в мультике про Розовую Пантеру?

— Carthago delenda est — вот как он говорил! Карфаген должен быть разрушен. А мы что сделали? Разве мы довели дело до конца? Этот Ирак еще достанет нас до печенок; вот увидишь — через пару лет снова придется посылать туда войска, — уверенно заявил мистер Дженнинг и тут же набросал примерный план кампании, которая должна привести к окончательной победе демократии на Ближнем Востоке. Покончив с этим, он принялся вспоминать все мало-мальски известные сражения во всех войнах начиная с 1860 года, подробно объясняя, в чем была ошибка того или иного полководца и как можно было добиться победы меньшими силами и практически без потерь. Почему-то я не особенно удивился, когда мистер Дженнинг сообщил, что он — большой любитель истории. Упомянул он и о том, что почти сорок лет занимался торговлей, но и это не стало для меня большим сюрпризом: я уже понял, что он способен заговорить зубы даже осьминогу. Как я узнал, Питер много лет работал в фирме, которой принадлежат кафе быстрого обслуживания «Кентукки фрайд чикен», и ушел в отставку с должности регионального вице-президента по маркетингу.