Читать книгу - "Топор богомола - Котаро Исака"

– Я понимаю, что ты хочешь сказать.

Действительно, кто знает, что я могу найти за той дверью?..

– Тебе нужно быть готовым. Возможно, ты столкнешься с другой версией своего отца, отличной от той, которую ты знал. Твоя мама тоже ничего об этом не знала. И, возможно, есть некоторые вещи, о которых вам обоим лучше не знать.

Я заранее позвонил маме и упомянул в разговоре название района, где находится квартира, пытаясь понять, вызовет ли это у нее какие-нибудь воспоминания и есть ли здесь какая-то связь с папой. Но она, похоже, ничего не знала.

– Да, я тебя услышал, – говорю я Маю.

Хотя почему-то это меня не очень беспокоит. Если я обнаружу какой-нибудь странный сексуальный фетиш, то буду удивлен, но это не станет для меня концом света. А если найду кучу исписанных тетрадей, полных критики в адрес мамы, то, возможно, даже немного обрадуюсь. Было бы приятно узнать, что он иногда выпускал пар.

«Кацуми, мужчина, который ругает свою жену за ее спиной, не может считаться настоящим подкаблучником». Я почти слышу, как он это произносит.

– Я готов ко всему – ну, если только он не убивал людей и не хранил там тела, – беспечно говорю я, надеясь показать Маю, что, если я могу шутить по этому поводу, значит, не так уж сильно обеспокоен.

– Может быть, твой отец просто где-то нашел этот ключ? – предполагает Маю. – А потом просто спрятал его в своей комнате?

– Просто чтобы сохранить его… ну… – Да, конечно, такое тоже возможно. – Но я уже зашел так далеко, что хочу довести это дело до конца.

Я пытаюсь найти адрес кондоминиума в интернете и вижу, что там есть квартиры на продажу, поэтому звоню агенту по недвижимости и рассказываю ему выдуманную историю, которая даже мне кажется довольно подозрительной. Но это работает, и он дает мне контактную информацию управляющего зданием.

Я мог бы просто пойти прямо в квартиру и открыть ее этим ключом, если он правда подойдет, – и действительно планирую пойти. Но сначала я хотел бы собрать любую возможную информацию. Так что звоню управляющему, и он сразу же без всякого стеснения довольно грубо спрашивает меня: «Что вам нужно?» Трудно сказать, чем вызван его резкий тон, – тем, что он сам по себе неприятный человек, или же он просто деревенский житель, переехавший когда-то в большой город.

Мне кажется, что наилучшим вариантом будет сказать ему правду, а не выдумывать какую-нибудь чушь, как я сделал в случае с агентом по недвижимости, поэтому я терпеливо объясняю, что у меня есть ключ от квартиры, который я нашел в вещах моего отца, умершего десять лет назад. Скорее всего, как я предполагаю, управляющий и понятия не имеет, о чем я говорю, но, к моему удивлению, он отвечает:

– О, вот как, он умер, значит? Так вот почему я не видел его все это время…

– Вы знали моего отца? – спрашиваю я, кажется, даже слишком нетерпеливо.

– Конечно, я же продал ему одну из своих квартир, – отвечает он. – А потом больше никогда его не видел.

– И это вас нисколько не беспокоило?

– С чего бы это?

– А как насчет его рассрочки?

– Он сразу заплатил всю сумму наличными.

– Папа купил квартиру единовременно?!

У него были такие деньги? И он скрывал это от мамы?!

Где он мог взять такие деньги? Может быть, это было частью его секрета? Я чувствую, как мое сердцебиение учащается. Все это может зайти дальше, чем я себе представлял. Его тайное убежище могло оказаться огромной пещерой, темной как ночь, полной ловушек, мистической пещерой из мифов, откуда не возвращаются живыми. Такая возможность впервые приходит мне в голову.

– Могу я взглянуть на квартиру?

– У вас есть ключ, так что, если хотите войти, я не собираюсь вас останавливать. Это квартира вашего отца, а не моего.

– Хорошо, спасибо.

Если у тебя есть возможность сделать ход, сделай его, верно? Я мог бы пойти даже сегодня. Я могу взять отгул на вторую половину дня.

– Ой, подождите, – говорит управляющий спустя мгновение. – Нет, вообще-то вы не можете войти в квартиру.

– Не могу?

– Нет, я не могу позволить вам это сделать. Вот что он мне сказал. Я не должен никого впускать, и особенно – членов его семьи.

– Папа так сказал?

– Я дал ему обещание.

– Но это обещание десятилетней давности. Вы не думаете, что срок его действия истек?

– Когда дело доходит до подобных вещей, я – человек принципов.

Я не собираюсь просто так оставлять это дело, так что говорю ему – довольно-таки настойчиво, – что зайду позже этим вечером.

– Он сказал, что ни при каких обстоятельствах не хотел бы, чтобы его семья узнала об этой квартире. Я не собираюсь идти против его распоряжения. Он купил ее.

– Но я уже узнал о ней.

Теперь, когда я знаю о квартире, не могу же я перестать о ней знать.

Весь остаток дня на работе я нервничаю. Когда представляю себе разнообразные вещи, которые папа мог там спрятать, у меня возникает ощущение, будто я жду результатов важного медицинского обследования. Волны оптимизма и пессимизма по очереди накатывают на меня, и это здорово изматывает.

Закончив обедать – на самом деле обед представляет собой всего лишь несколько кусочков хлеба, которые я через силу в себя заталкиваю, – я направляюсь в квартиру.

Чтобы добраться туда, нужно ехать на поезде с несколькими пересадками. Когда я иду по незнакомым улицам района, где никогда раньше не бывал, мне кажется, что кто-то наблюдает за мной. Я оглядываюсь вокруг, но среди прохожих нет ни одного знакомого мне лица, и мне начинает казаться, что я чувствую, будто папа смотрит на меня сверху. «Не делай этого». Я представляю его встревоженное лицо. «Я умоляю тебя, просто оставь это в покое, пусть прошлое принадлежит прошлому».

«Не волнуйся, папа, даже если я найду что-то ужасное, я не скажу маме».

Найти кондоминиум оказывается нетрудно. Он находится в старом на вид здании, небольшом, но с простым и опрятным внешним видом. Здесь также достаточно солнечного света.

«Неплохое место, чтобы встречаться с любовницей, а?» Мне кажется, что я снова слышу папин голос. Но если б это было так, разве эта любовница жила бы здесь до сих пор?

Все это не кажется особенно реалистичным. Даже если это была не любовница, что, если это был кто-то другой, близкий отцу?

Его родители давным-давно умерли – по крайней мере, так он сказал, – и ни мама, ни я никогда