Читать книгу - "Евангелие Люцифера - Том Эгеланн"

— И почему?

Дыхание Дирка стало похожим на шелест листьев под дуновением осеннего ветерка.

— Ты уже знаешь, что дочь Джованни Нобиле исчезла вместе с ним. Ее звали Сильвана. Очаровательная маленькая девочка. Десяти лет от роду. Сильвана… Никто не знает, что религиозные фанатики похитили ее.

— Дракулианцы?

— Конечно.

— Из-за манускрипта?

— Чтобы заставить Джованни Нобиле отдать его им.

— Он отдал?

— Нет.

— Что с ней стало?

— Они похитили ее около школы и спрятали в гроб, в саркофаг, находившийся в заброшенной часовне при монастыре на окраине Рима.

— Что вы такое говорите? Десятилетнюю девочку? В гроб?

Как люди, даже если это дракулианцы, могли опуститься так низко?

— Что с ней случилось? Не говорите, что она умерла в гробу!

Дирк продолжил, не обращая внимания на вопрос:

— Для ордена дракулианцев все это было извращенной формой религиозной церемонии, осуществлением древних пророчеств. Вера ослепила их. Сделала беспощадными.

Я перевел взгляд с экрана ноутбука на К. К., который смотрел на меня бесстрастным взглядом ученого.

— Не могу поверить, жизнь не может быть такой жестокой… — бормотал я.

— В гроб… — повторил Дирк.

— Но что случилось с девочкой? Вы расскажете, чем все кончилось? — Во рту у меня пересохло. — Девочка умерла? Что стало с Джованни Нобиле?

Через сеть кабельных линий между Амстердамом и Лондоном Дирк смотрел на меня отсутствующим взглядом умирающего человека.

— Об этом, — сказал Дирк ван Рейсевейк со вздохом, сопровождаемым хлюпающими звуками, — история умалчивает.

2

— Я должен задать тебе вопрос, Моник.

К. К. покинул нас. Его вызвал начальник службы безопасности. Мы с Моник остались сидеть в гостиной. Она взяла блокнот и вопросительно посмотрела на меня.

— Я ничего не понимаю, — признался я. — К. К. и Дирк знают друг друга?

«Да», — написала она. Буквы на бумаге словно плясали, — если бы она могла говорить, вероятно, голос Моник дрожал бы.

— Это значит, что ты все это время знала К. К. и Альдо Ломбарди?

«Немного».

— В чем заключалась твоя роль?

«Ты мне не доверяешь?»

— Зачем Дирк попросил тебя сопровождать меня?

«Ему было трудно отослать меня. Но он знал, что ключ к загадке у тебя».

— И поэтому он был готов использовать тебя? Чтобы ты со мной…

«Дирк уверен, что ты человек достойный».

— Но… зачем?

«Его удерживает в жизни только одна вещь — надежда узнать!»

— Что узнать?

«Нужно ли было это все?»

— Что — все?

«Исследования. Самоотречение. Весь этот труд. Из года в год. О господи! Как я ненавижу этот манускрипт! — Восклицание было неожиданным. Буквы стали большими, кончик пера застрял в бумаге. — Дирк может умереть в любую минуту…» — продолжила она. Перо стало писать спокойнее.

— И поэтому ради душевного покоя Дирка я, по-твоему, должен отдать ему манускрипт?

«Они… — написала она и зачеркнула. — Мы — не злодеи. Мы хотим добра. Все до одного. Верь нам. Верь Дирку. Верь К. К. и мне».

Кончик пера повис над бумагой в нескольких миллиметрах, потом она продолжила: «Где манускрипт?»

3

Вернувшись, К. К. рассказал, что были замечены четверо мужчин в подозрительном автофургоне, который стоял чуть дальше по улице. Когда к ним приблизились два охранника, фургон рванул с места и заехал в соседний тупик, выезд из которого был заблокирован мусоровозом со спущенным передним колесом. Из фургона начали стрелять в охранников К. К. Когда позже на место происшествия прибыла полиция, все четверо уже были мертвы — выстрелили друг за другом себе в голову. Из одного пистолета.

На шее каждого были обнаружены бронзовые амулеты, с отчеканенными на них трикветром с одной стороны и пентаграммой с другой.

4

Моник уехала к Дирку на следующий день утром.

Я не знаю, был ли причиной ее отъезда страх, что Дирк умирает, или же они поняли, что ее пребывание рядом со мной больше ничего им не даст.

Или же она просто не хотела меня видеть.

Когда я спустился из номера, направляясь на завтрак, она стояла в вестибюле, уже в пальто и с чемоданом.

Дежавю.

Я остановился и несколько секунд смотрел на нее, пока она меня не заметила. Она кивнула в качестве безмолвного подтверждения того, что, покидая меня, оставляет и охоту за Евангелием Люцифера. И, вновь почувствовав, что не смогу совладать с голосом, я ничего не сказал ей. Лишь подошел к ней и похлопал ее по плечу.

«Мне надо домой!» — написала она.

— Понимаю.

«Дирк».

Вошел К. К.:

— Автомобиль подан. Доброе утро, Бьорн.

Он понес ее чемодан на улицу.

— Вы в безопасности в Амстердаме? — спросил я. — Ты и Дирк?

Она кивнула.

«Еще одно, — написала она. — Не важно, что ты думаешь обо мне. Я всегда буду твоим другом. Всегда. Ты мне очень дорог».

Я не ответил.

«Ты не доверяешь людям, Бьорн. Ты всегда противопоставляешь себя другим. Бьорн против черни! Если есть возможность что-либо понять неправильно — намерение, мотив, — ты обязательно выберешь самый худший вариант. Но ведь не всегда окружающие тебя люди — твои противники и враги. Мы, другие, не всегда имеем злой умысел. Подумай об этом».

Это была самая длинная запись, которую я до сих пор видел в ее исполнении.

Она встретилась со мной взглядом. Ее глаза были полны слез. Мои — тоже.

«Может быть, уже очень скоро ты начнешь верить людям, Бьорн Белтэ».

Она печально улыбнулась и протянула мне руку. Я пожал ее нежную маленькую ручку.

— Прощай! — сказал я.

Все, что человек ценит в жизни, преходяще. Красота. Любовь. Преданность. Ничто не существует вечно.

Долгое время после того, как Моник ушла из здания и из моей жизни, я стоял и думал о том, что она написала в своем маленьком линованном блокноте.

Может быть, уже очень скоро ты начнешь верить людям, Бьорн Белтэ.

5

— Ты — крепкий орешек, — сказал К. К.

— Знаю. Мне это уже говорили.

Мы сидели в гостиной с коньяком. Со времени отъезда Моник прошло десять часов. Мне ее не хватало. Сознание того, что она меня провела, а я ее обидел, лишь усугубляло мое скверное настроение.