Читать книгу - "Демоны Микеланджело - Джулия Бьянки"

Филиппе! Вот кто нужен ему в качестве натурщика. Словно нехотя, Микеланджело обмакнул перо в чернильницу, написал записку к синьору де Розелли, в которой приглашал своего любезного друга навестить их со статуей Вакха в его мастерской. Свернул, запечатал и окликнул мальчишку-подмастерье, велел отнести письмо. Но мальчишка смешался, виновато опустил глаза и спросил, подождет ли послание до утра? Идти в такую даль под вечер он опасается: рассказывают, вчера у городской стены нашли удавленника, еще другого обнаружили днем раньше, на задворках суконной мастерской. Это был совсем маленький мальчик, его тонкая шейка переломалась и голова болталась, как оборванный цветок.

Микеланджело чертыхнулся, отвесил подмастерью подзатыльник, чтобы меньше слушал базарных кумушек, и отправил послание с факельщиком.

* * *

Подушки и ковры пришлось основательно выбить, а с кресел и столиков отряхнуть пыль, прежде чем перенести означенные излишества в мастерскую из собственных жилых комнат синьора Буонарроти. Скульптор предпочитал все время проводить в мастерской, где обстановка была самая аскетическая, он даже приказал устроить прямо здесь узкую, почти солдатскую койку. Однако для гостя, которого он дожидался, требовался куда больший комфорт и немного лести.

— Филиппе, мой драгоценный друг, поверьте, вы навечно войдете в историю!

— Это так неожиданно… прямо не знаю… — синьор де Розелли оторвал взгляд от картонов с эскизами статуи, поправил подушку и подпер ладонью щеку. — Я думал, чтобы войти в историю надо сначала войти в Синьорию, стать одним из восьми приоров[9]… — он мечтательно вздохнул. — Я никогда не думал, что могу так многого добиться в искусстве. Знаете, синьор Да Винчи предлагал написать мой портрет, предав мне черты Фаэтона[10].

— Фаэтона — вам? — Микеланджело схватил молодого человека за подбородок и резко повернул, словно он уже был мраморным изваянием, которое требует профессиональной оценки.

— Ой! — взвизгнул Филиппе, опасаясь, что скульптор вывихнет ему челюсть.

— Нет. Настоящая глупость писать Фаэтона с человека, который просто-таки родился Дионисом! Впрочем, разве можно ждать разумных решений от человека, у которого обе руки — левые?

— Неужели? — глаза молодого человека округлились от удивления. — Я не заметил.

— Просто вы не приглядывались. Живописцы в большинстве своем всего лишь несостоявшиеся скульпторы, выбраковка из славной профессии скрапеллино — гильдии каменотесов. — синьор Буонарроти брезгливо поморщился. Он в грош не ставил коллег по профессии, а заносчивого мужлана, именующего себя «Да Винчи» с его жалкими лакированными холстами и прожектами механизмов, бессмысленных, как детские игрушки, просто-таки на дух не выносил. — Что еще сказать о человеке, который долгое время представлялся «военным инженером», однако не способен отлить элементарную конную статую?

— Надо же. — впечатленный синьор де Розелли весьма живописно склонил голову к плечу и вздохнул. — Знаете, моей матушке тоже не понравилась его затея с Фаэтоном, она так и сказала: лучше пригласим к нам погостить синьора Буонарроти. Он человек хорошего происхождения и достойный артист, раз сам Лоренцо Великолепный принял его под свой кров. В палаццо Медичи привечали исключительно людей с безупречным вкусом, так считает матушка.

Синьор Буонарроти познакомился с матушкой Филиппе много лет назад, когда жил под благословенным кровом палаццо ди Медичи, иной раз даже подавал ей святую воду из чаши перед мессой. Поэтому он имел множество случаев убедиться, что вдовствующая синьора де Розелли разбирается в искусстве не лучше раскормленной деревенской гусыни, но в отличие от глупой птицы еще и набожна сверх всякой меры. Едва в городе обнаружились первые недужные и поползли слухи о грядущей эпидемии, она, подобрав пышные юбки, запрыгнула в карету и поспешила укрыться под крылом своей кузины — сменившей мирское имя Лавиния-Флора на имя Мария, дабы принять монашеские обеты, а затем стать настоятельницей женской картезии[11]. Это была большая удача, потому как в остальное время Микеланджело приходилось выносить чудачества синьоры де Розелли ради общества ее драгоценного отпрыска. Поэтому сейчас он пытался придать голосу искренность и теплоту.

— Советы вашей матушки всегда исполнены мудрости.

Молодой человек кивнул в знак согласия и снова опустил взгляд на эскизы:

— Но. вы полагаете, матушке понравится это? В том смысле, что я здесь. как бы сказать. совсем. э. без одежды? Голый!

— Взгляните сюда, Филиппе, — скульптор взял своего гостя за плечи и повернул лицом к той части мастерской, где помещалась статуя Вакха в компании нескольких творений самого синьора Буонарроти, разной степени готовности. Человек, малосведущий в искусстве, с легкостью принял бы эти изваяния за скульптуры, созданные резцом греческого скульптора задолго до рождества Христова. — В строгом смысле это будет не портрет, а стилизация античной статуи Диониса.

— А я рассчитывал, что будет похоже, — раскапризничался Филиппе.

— Разумеется, будет похоже, просто ваша матушка никогда не догадается, что это именно вы! — Филиппе удовлетворенно кивнул, и в мастерской закипела настоящая работа.

* * *

Сокровенной мечтой синьора Буонарроти было работать в полном одиночестве — в помощниках он не нуждался, однако в силу традиций, был вынужден терпеть целый выводок подмастерьев. Всем им строго-настрого запрещалось отвлекать его праздной болтовней. Он не собирался отвлекаться даже теперь — когда в двери мастерской колотили с большим упорством и силой. Вдруг узкое оконное стекло разлетелось вдребезги — прямо у его ног упал здоровенный булыжник. Следом за первым разлетелось второе стекло, следом за камнем на пол упал горящий факел, Микеланджело кинулся затаптывать его, и окликнул ближайшего мальчишку-подручного, толкавшегося у двери в мастерскую, не рискуя сунуться внутрь:

— Какого дьявола там творится?

Мальчишка понурил голову:

— Там это… Ловят убивица.

— И что? При чем мои окна?

— Говорят, это ваша статуя душит мальчишек…

— Статуя — душит? Вы что, совсем ополоумели? — он хотел было отвесить пинка болтливому мальчишке, но тот ловко увернулся.

— Нет, синьор — это не мы! Весь город болтает, что статуя ожила… Говорят, один синьор признался в колдовстве, что он оживил для вас статую, — наперебой затараторили подмастерья. — До самого святого отца дошло, и он… в общем… Грозился прийти сюда! Мы боялись рассказать… вы нам уши надрали бы…