Читать книгу - "Прятки с тенью - Наталья Николаевна Александрова"

Я уже ругала себя последними словами за то, что упустила такой прекрасный шанс, который прямо шел ко мне в руки.

Но почему упустила? Вот же номер телефона, который мне оставила Анна!

Я набрала номер, записанный на салфетке.

И тут же голос автоответчика сообщил мне, что набранный мной номер не существует.

Значит, я ничего не выдумала: эта Анна – никакая не Анна, и уж в любом случае не одноклассница моей матери. Она подходила ко мне с какой-то непонятной и явно недоброй целью…

Когда ехала обратно в маршрутке, я опять погрузилась в черную тоску.

«Куда ни кинь, везде клин!» – говорила когда-то мама.

Впрочем, говорила она такое достаточно редко. Она растила меня одна и привыкла не ныть и не жаловаться, а преодолевать трудности самостоятельно. Но у меня ведь не временные трудности, а полная катастрофа. Так отчего же я не обращаюсь к маме? Хоть выговориться родному человеку, поплакать на груди… Так отчего же я не бросила все и не улетела к родным осинам?

Ну, во‐первых, у меня нет денег на билет. Но это не главное, потому что можно, в конце концов, заложить пару колец и сережки. Во-вторых, как я уже говорила, мы с мамой никогда не плачем. А третья причина, и самая главная, заключается в квартире.

Если мама узнает, что я потеряла квартиру, которую она с огромным трудом купила мне после окончания института, то она просто задушит меня собственными руками. И правильно, кстати, сделает, но мне-то от этого не легче.

Мама много лет проработала на ситценабивной фабрике начальником цеха. Фабрика после перестройки не умерла, а, напротив, стала расширять производство – белье постельное всем нужно. Мама работала в три смены, прихватывала выходные, продала дом в деревне, оставшийся нам от бабушки, влезла в долги, но сумела преподнести мне к диплому подарок – крошечную квартирку с совмещенным санузлом, но зато отдельную. Свою собственную жилплощадь.

Когда я закончила ремонт и пригласила ее приехать посмотреть, впервые в жизни видела, как мама прослезилась. Так что если сейчас я приеду к ней и скажу, что потеряла квартиру, причем исключительно по собственной дурости, я просто не знаю, что она сделает!

В одном старом фильме я слышала фразу: если человек глуп, то это надолго. От себя могу добавить, что если человек идиот, то это навсегда. Грустно, но факт.

Когда я впервые поняла, что я – полная идиотка? То есть, наверное, была ею всегда, только ощутила это, когда прилетела в Штаты.

В первое время, когда поженились, мы с Генкой жили неплохо. Я работала на телевидении, тогда еще в другой передаче, он тоже где-то что-то делал. Не очень хорошо у него получалось, денег было маловато, но я, влюбленная дура, принимала за чистую монету все его разговоры о том, что в нашей стране трудно заниматься бизнесом, а на государственной службе все только и думают о карьере и никто – о деле.

Говорить Генка умел, я заслушивалась. Завораживал он меня, влюбленную дуру, своими разговорами. Ни на одной работе он долго не задерживался, говорил, что, пока молодой, хочет попробовать себя на разных поприщах. И как-то вдруг заговорил о том, чтобы уехать в Штаты. Дескать, тут у него ничего не получается по объективным причинам. Если работать по найму, то начальник обязательно дурак и глушит всяческую инициативу. А на то, чтобы как следует раскрутиться в бизнесе, у него не хватает начального капитала.

Такие разговоры он вел несколько месяцев. Вначале я стойко сопротивлялась, возражала, мы ссорились. Потихоньку я привыкла, тем более что Генка уволился с работы и часами торчал «ВКонтакте». Денег стало маловато. В конце концов Генка показал мне письмо своей бывшей одноклассницы, которая уехала в Штаты три года назад. Письмо было приветливое, но короткое, у нас как раз запускали новое шоу, так что я позабыла про это письмо через два дня.

Через месяц Генка поставил меня перед фактом – он едет. Пока просто посмотреть, сказал он, прикинуть. Хотя эта его знакомая обещает свести с нужными людьми, устроить на работу. С языком у этого паршивца было неплохо – закончил в свое время английскую школу. И улетел, забрав с собой все деньги, отложенные мной на отпуск и на черный день. В промежутках между работой я скучала. Генка слал восторженные имейлы и эсэмэски. По ним выходило, что в Америке все дешево, жить можно прекрасно и условия для бизнеса исключительные. Работу мне он найдет в два счета. Так что я должна только заняться английским. И когда я написала ему, что приеду хотя бы в отпуск, он удвоил усилия и убедил меня продать квартиру и приезжать насовсем. Дескать, у него готов уже окончательный бизнес-план, и знающие люди сказали, что это беспроигрышный вариант, но кредита в банке Генке не дадут, потому что он эмигрант. А если будет начальный капитал, то дело пойдет как по маслу.

Что заставило меня согласиться на эту авантюру? Наверно, я боялась принять окончательное решение. Потому что понимала, что Генка сюда не вернется и тогда получится, что у меня больше нет мужа. К этой мысли следовало привыкнуть, а я не могла. Скучала по нему, любила еще тогда… В общем, упорно отгоняла от себя все плохие мысли. Зарывала голову в песок, как страус.

Короче, я нашла трехмесячные курсы разговорного английского и занялась продажей квартиры, Генка же порекомендовал мне свою дальнюю родственницу, которая работала риелтором. Она-то быстро разобралась в ситуации и поняла, что объехать меня на кривой козе не составит труда. Якобы для скорости она предложила мне вариант цепочки – она продает свою двухкомнатную и мою однушку и покупает хорошую трешку, как раз сейчас есть вариант. Денег в договоре указываем вполовину меньше, остальное они отдадут мне наличностью, а пока за это пропишут меня в своей трешке. Так мы и сделали, я еще радовалась, что родственники не обманут, и, разумеется, не взяла с этой бабы никакой расписки. Если человек идиот, то… ну, вы знаете, как там дальше.

В общем, я уволилась с работы и полетела в Штаты, не сообщив об этом маме. Как оказалось, это был мой единственный более-менее умный поступок, хоть она сейчас живет и работает спокойно.

Оказавшись в аэропорту Нью-Йорка, знаменитом аэропорту имени Джона Кеннеди, я совершенно растерялась от обрушившегося на меня многоязычного гула, от снующих в разные