Читать книгу - "Банда 1 - Виктор Пронин"

– Может, у них такая задача, – осторожно обронила Лариса, не глядя на мужа.

– Какая такая?

– Не доводить до крайности… Припугнуть… Так тоже бывает.

– Так-то оно так, а мне все равно достается.

– Бедный ты, бедный… Как же мне тебя утешить?

– Ложись. И утешишь. Может, хоть здесь у меня что-то получится.

– Здесь-то получиться, здесь и от меня кое-что зависит, – улыбнулась Лариса. И легкий озноб пробежал по его телу, как бывало всегда, когда он слышал этот ее ночной голос.

* * *

Убийство произошло утром.

И это было самым странным обстоятельством. К утру обычно страсти утихают, ненависть входит в привычные берега, а похмельные страдания располагают к чему угодно, но только не к убийству. Человек делается мягким, уступчивым и в поисках утешения готов припасть к любому плечу. Все было бы куда понятнее, случись убийство ночью, отпали бы многие загадки и недоумения, а мастера поиска и сыска сразу оказались бы в привычной своей колее. Ночью для них все проще, объяснимее – выпил лишнего, луна подействовала, телефон не отвечает, а вместо желанного голоса слышишь удручающие, безнадежные гудки, так похожие на прощальные… Ночью почти не бывает свидетелей. А если и найдется какой-нибудь подвыпивший, подзагулявший очевидец, то и доверия к нему немного, и убрать его нетрудно, если уж очень мешает. Да он и сам все это прекрасно понимает, потому помалкивает.

А утром люди приходят в себя, освобождаясь от тягостных неистовств, совладать с которыми ночью нет ни сил, ни желания, человека посещает здравость суждений или уж во всяком случае осторожность. Да и причины для того, чтобы отправить кого-то на тот свет, к утру попросту забываются, теряют злую свою убедительность.

После ночного дождя утро оказалось необыкновенно светлым – ни единого облачка на чистом, до синевы вымытом небе. Солнце сверкало в окнах, в оставшихся на асфальте лужах, на крышах легковушек. В утреннем воздухе далеко был слышен звон трамваев, редкие гудки машин, а шелест шин по влажным еще дорогам ощущался свежим и чистым.

Ночные страхи подзабылись, и Николай шагал к автобазе легко, размашисто, похлопывая по ноге свернутой газетой. Утром он не ожидал опасности и до середины дня обычно бывал спокоен. Что-то подсказывало ему, что в это время ничего с ним не случится. Только где-то в четыре, в пять часов он начинал оглядываться, старался быть среди людей.

Лариса проводила его до двери, а потом еще подошла к окну и помахала рукой в форточку, что случалось нечасто. Николай не мог видеть ее лица, и хорошо, что не видел. Скрытая отражениями в стекле и занавеской, Лариса плакала навзрыд. Вряд ли подозревая, что все произойдет именно в это утро, она гораздо лучше мужа знала людей, которым он бросил вызов. Получилось так, что весело машущая ладошка Ларисы в форточке и ее лицо в это время являли собой полную противоположность.

Треск мотоцикла многие услышали задолго до того, как он появился на перекрестке. Но никто не обратил на него внимания. В городе уже достаточно было звуков – гудел автобус, поторапливая ненавистного частника с надсадным ревом шел на крутой подъем грузовик с бетонными плитами, скрежетал трамвай на повороте. Поэтому мотоцикл приближался к перекрестку хотя и у всех на виду, но незамеченным. Так незамеченным входит в дом почтальон, все в упор не видят дворника, оплошно забывают о водителе в пустом троллейбусе. Пыльный мотоцикл с забрызганным грязью номером, с двумя седоками, тоже какими-то пропыленными от ботинок до круглых шлемов, шел в общем потоке транспорта, но старался держаться поближе к тротуару.

Проскочив перекресток на желтый свет, мотоцикл взял круто вправо и теперь ехал рядом с пешеходной дорожкой, иногда обдавая неосторожных прохожих водой из мелких луж. Но вода была чистая, оставшаяся после ночного дождя и потому проклятия вслед мотоциклистам неслись не слишком яростные. Постепенно скорость мотоцикла снизилась и теперь при желании его можно было даже обогнать его, если чуть прибавить шагу.

Так они и сближались – Пахомов, беззаботно помахивающий свернутой газетой, и запыленный, словно после долгой езды по проселочной дороге, мотоцикл. Когда расстояние между ними сократилось до десяти метров, человек, сидевший сзади, вынул из-за пояса что-то продолговатое – потом никто толком так и не смог сказать, что это было. Их разделяло не более пяти метров, когда человек вытянул руку вперед-вправо и выстрелил. Сильным и неожиданным ударом Пахомова отбросило в сторону и упал он уже за пределами тротуара, на мокрую после дождя траву.

Когда прохожие подбежали к нему, он уже был мертв. Лицо его серело прямо на глазах, он пытался что-то сказать, даже произнес какие-то слова, но никто ничего не понял. Потом, уже в морге, установили, что в грудь ему вошли два полных заряда картечи, с которой обычно ходят на кабанов и медведей. Следовательно, можно было сделать вывод, что стреляли из обреза. Расстояние было совсем небольшое и рассеивание оказалось незначительным – свинцовые обрубки двумя плотными гнездами вошли в грудь, проломив и искрошив ребра. Значит, стреляли из двух стволов одновременно. Это утверждали и свидетели – прогремел один выстрел, но необычайно громкий, он перекрыл уличный шум и слышен был в нескольких кварталах от перекрестка.

Но, что больше всего потрясло прохожих, и в этом они тоже были единодушны, – стрелявший весело рассмеялся. Верхняя часть лица его была закрыта очками, но вот улыбку, когда он оглянулся на упавшего, улыбку запомнили все. Не торжествующие крики, не проклятия и ругань – только смех.

После выстрела мотоцикл резко набрал скорость, через несколько секунд свернул вправо и скрылся за углом. В этом тоже была какая-то странность. Он не помчался по широкой проезжей части улицы, где можно было развить большую скорость, а свернул в переулок, на грунтовую дорогу, еще не просохшую после дождя. Правильно ли поступили убийцы, ошиблись ли, однако, своего они добились – скрыться с глаз им удалось за несколько секунд.

Кто-то побежал вслед за мотоциклом, пытаясь на ходу рассмотреть номер, но через десяток метров понял бессмысленность своей затеи, кто-то наклонился к пострадавшему, но тут же отшатнулся, увидев кровавые дыры в груди, некоторые бросились к телефонам-автоматам, которые, конечно же, не работали – прожженные сигаретами диски, обрезанные трубки, разграбленные монетоприемники, вскрытые рукой дурной и безжалостной. Разумнее всех поступил парнишка в белой шведке – вошел в подъезд жилого дома, постучал в первую же квартиру и по домашнему телефону вызвал «скорую помощь», хотя в этом уже не было надобности. Все с тем же самообладанием он позвонил и в милицию. Как потом выяснилось, именно его сообщение оказалось самым надежным.

– Записывайте, – сказал он. – Три минуты назад совершено убийство… Перекресток рядом со сквером… Двое на мотоцикле, в шлемах. Стреляли из обреза. Номер замазан грязью… Свернули в переулок направо. Поторопитесь, пока есть свидетели, – добавил он, почувствовав недоверие дежурного.

«Скорая» приехала через десять минут видимо, в этот ранний час у них не было вызовов. И тут же примчалась милицейская машина.