Читать книгу - "Белоснежка должна умереть - Неле Нойхаус"

В четверть седьмого звонок мобильного телефона вырвал Боденштайна из глубокого забытья. Еще не проснувшись, он стал шарить рукой в поисках выключателя лампы, потом вспомнил, что он не дома, не в собственной спальне. Он плохо спал, ему снилась всякая чушь. Матрац был слишком мягким, одеяло слишком теплым; он то потел, то мерз. Мобильник все звонил и звонил. Потом на несколько секунд умолк и зазвонил снова. Боденштайн с трудом поднялся с кровати, на ощупь в потемках пошел по чужой, незнакомой комнате, больно ударился большим пальцем ноги о ножку стола, глухо выругался. Наконец он нашел выключатель у двери, нашарил телефон во внутреннем кармане пиджака, который бросил вчера на спинку стула.

Лесничий обнаружил в машине на лесной автостоянке в районе Айхкопфа, между Руппертсхайном и Кёнигштайном, труп мужчины. Эксперты уже выехали. Не заедет ли он тоже взглянуть, что и как? Естественно «заедет» — что ему еще оставалось делать! С гримасой боли на лице он проковылял обратно к кровати и сел. Вчерашние события казались ему дурным сном. Он почти час бесцельно колесил по округе, пока наконец случайно не оказался у поворота к усадьбе родителей. Ни отец, ни мать не стали задавать ему никаких вопросов, когда он вдруг около двенадцати появился у них на пороге и попросил приютить его на одну ночь. Мать приготовила ему постель в одной из комнат для гостей и оставила его в покое, видя, что он не шутки ради заявился к ним посреди ночи. И он мысленно поблагодарил ее за эту деликатность. Он был еще не в состоянии говорить о случившемся, о Козиме и об этом типе.

Тяжело вздохнув, он встал, откопал в сумке несессер и поплелся в ванную, располагавшуюся напротив, в коридоре. В крохотном помещении было холодно, как в склепе. Он невольно вспомнил свое детство, которое провел в спартанских условиях. Денег постоянно не хватало, и родители экономили, на чем только могли. В замке, где он вырос, зимой нормально отапливались только два помещения. В остальных комнатах «подтапливали», как выражалась его мать, то есть поддерживали температуру семнадцать-восемнадцать градусов.

Боденштайн понюхал свою футболку и сморщился. Без душа не обойтись. Он с тоской подумал о своей ванной, где пол был с подогревом, о мягких душистых полотенцах. Он принял душ за рекордное время, вытерся грубым, истрепавшимся полотенцем и побрился трясущимися пальцами при бледном неоновом освещении зеркального шкафчика.

Внизу, в кухне, отец, сидя за исцарапанным деревянным столом, пил кофе и читал «Франкфуртер альгемайне».

— Доброе утро! — сказал он, подняв голову, и приветливо кивнул сыну. — Кофе будешь?

— Доброе утро, — ответил Боденштайн. — С удовольствием.

Отец поднялся, достал из шкафчика еще одну чашку и налил ему кофе. Старик, конечно, ни за что не спросит, почему он явился посреди ночи и попросился на ночлег. На слова его родители тоже всегда были очень скупы. А у него самого тем более не было охоты с утра, без четверти семь, распространяться о своих супружеских проблемах. Поэтому они молча пили свой кофе. В доме фон Боденштайнов всегда, даже в будни, ели и пили из мейсенского фарфора. Из экономии. Фарфор был фамильным, наследственным, и Боденштайны не видели причин не пользоваться им или приобретать новый. Этому фарфору не было бы цены, если бы не многочисленные трещины и склейки почти на каждом предмете. Чашка, из которой Боденштайн пил свой кофе, тоже была с трещиной и приклеенной ручкой.

Наконец он встал, поставил чашку в раковину и поблагодарил. Отец кивнул и вновь взялся за газету, которую из вежливости отложил в сторону.