Читать книгу - "Её цветочки - Шеннон Морган"

– Мэдлин! Просто скажи мне, что ты нашла!

– Монтгомери.

– Что? – недоуменно вскрикнула Фрэнсин. – При чем тут он? Когда Джордж сбежал, он был мертв.

– Но его имя всплыло в одном старом полицейском отчете. – Картинным торжествующим жестом Мэдлин достала из своей папки несколько листков бумаги и пододвинула их к Фрэнсин. – Это произошло через неделю после того, как Бри и Монтгомери погибли, – взволнованно добавила она.

Дрожа от давящего внимания, которое дом сосредоточил на ней и Мэдлин, Фрэнсин начала читать страницы, лежащие на столе.

Полицейский участок Ланкастера и Моркама, графство Ланкастер

Номер дела: MWH 4/71 – 58973

Дата: 4 августа 1969 года

Дежурный офицер: сержант Хейвенс

Отчет подготовил: констебль Дисайпл

Вид происшествия: нарушение общественного порядка

Адрес места происшествия: Ланкастер, Уильямсон-Парк, Кернмор-роуд.

Свидетели:

Миссис Элиза Уинторп, проживающая по адресу Ланкастер, Вайрсдейл-роуд, 21.

Мистер и миссис Джеффри Клементс, проживающие по адресу Ланкастер, Вайрсдейл-роуд, 22.

4 августа 1969 года около 20:45 мужчина средних лет нарушил общественный порядок в Уильямсон-Парке. После жалоб, поступивших от миссис Элизы Уинторп, констебль Дисайпл и сержант Хейвенс были отправлены на место и прибыли туда в 21:23. Виновник залез в фонтан и, истерически смеясь, стал плескать водой на небольшую толпу, которая собралась вокруг него.

Виновник имел среднее телосложение и рыжие волосы. Его лицо было красно. Он явно находился в состоянии опьянения.

Сержант Хейвенс приблизился к виновнику и попросил его вылезти из фонтана. Тот обругал его и накричал на него.

Затем виновник взобрался на самый верх фонтана, держа в руках сумку. Он сидел там, обхватив эту сумку руками, и стонал: «Мой мальчик. Мой Монтгомери. Мой большой храбрый мальчик, – и повторял это опять и опять, после чего закричал: – Он умер! Мой сын умер!»

Фрэнсин резко повернула голову к сестре, которая нетерпеливо смотрела на нее.

– Он действительно упоминает Монтгомери, – сказала Мэдлин. – Мне пришлось перечитать этот отчет пять раз, потому что мне казалось, что я чего-то недопонимаю.

– Но, судя по всему, он был невменяем.

– Скорее всего, так оно и было.

Фрэнсин покачала головой и вернулась к чтению отчета.

Виновник отказался слезть вниз. Сержант Хейвенс забрался в фонтан и заговорил с виновником, чтобы успокоить его. Подозреваемый расплакался, и его вырвало на сержанта Хейвенса, после чего он бросился вниз с верхушки фонтана, крича: «Я могу летать!» Он ударился о землю, но, похоже, не пострадал. Встал на ноги, крича, и набросился на сержанта Хейвенса.

Сержант Хейвенс и констебль Дисайпл повалили виновника на землю. Сержант Хейвенс предупредил его, что его слова могут быть использованы против него, и уже надевал на виновника наручники, когда последнего вырвало на констебля Дисайпла. В последовавшей за этим неразберихе виновник сумел вырваться и пустился бежать по парку.

Сержант Хейвенс и констебль Дисайпл начали преследовать виновника и настигли его на краю парка. Виновник опять прибег к насилию и ударил констебля Дисайпла в глаз, после чего напал на сержанта Хейвенса. Полицейские отошли от виновника. Тот утратил к ним всякий интерес и начал ходить кругами, бормоча себе под нос: «Столько цветов… – Затем он возбудился и закричал: – Все ее цветочки за одного мальчика». И какое-то время продолжал в том же духе.

Далее виновник успокоился, и полицейские смогли надеть на него наручники. Когда они задержали его, он сказал им:

– Мне надо вернуться домой. Я заключил сделку с дьяволом, и он мой. Эта ведьма не заберет его у меня.

Он был помещен в камеру при участке. По прибытии у него была изъята его сумка, что вызвало у него приступ гнева, сопровождающегося насилием.

Виновник содержался в камере на протяжении двадцати четырех часов в надежде на то, что, когда он протрезвеет, его удастся допросить. За это время он не спал, и его поведение не изменилось. Он впадал то в крайнюю эйфорию, то в буйство; приступы безумного смеха сменялись длительными приступами депрессии, после которых следовали еще более длительные периоды плача. При этом он непрерывно бормотал себе под нос и, судя по всему, не понимал, где находится.

При нем не было никаких личных документов или удостоверения личности, и на допросе он не назвал своего имени и не предоставил никаких установочных данных. По истечении суток, за которые в его поведении не произошло никаких изменений, в участок был вызван врач. Заключение доктора Роберта Лапино прилагается.

По рекомендации врача подозреваемый был помещен в Образцовую больницу для дальнейшего наблюдения до рассмотрения его дела магистратским судом.

– Это все, что ты обнаружила? – спросила Фрэнсин.

Мэдлин кивнула.

– А где заключение врача и показания свидетелей?

– Не знаю. Больше там ничего не было, это был тупик. Дело так и не поступило в суд, и больше я не смогла отыскать никаких сообщений, которые касались бы его.

– А что насчет этой больницы? Ты обращалась туда, говорила с кем-то из их персонала? Кажется, один из твоих мужей подвизался на поприще медицины, и он наверняка мог бы оказать тебе помощь.

– Мне обидно это слышать, Фрэнсин! И вообще, я не смогла найти никаких упоминаний об Образцовой больнице в Ланкастере.

– Наверняка такие упоминания есть! – рявкнула Фрэнсин. – Просто ты искала их недостаточно упорно. Вероятно, в настоящее время эта больница закрыта. Это приходило тебе в голову?

– Да, приходило! Как ты думаешь, где я была последние два дня? В Ланкастере, вот где! И в Ланкастере нет и никогда не было никакой Образцовой больницы. Господи, Фрэнсин, я отыскала нашего отца, и что же, это все, что ты можешь мне сказать? Никакого «спасибо» или «ты молодец»?

– Спасибо, и ты молодец, – проворчала Фрэнсин. И, посмотрев на расстроенное лицо сестры, вздохнула. – Почему ты просто не сказала мне, что ты собираешься делать? Я бы поехала с тобой.

Мэдлин рассмеялась.

– Ты? В Лондон? Даже Ланкастер привел бы тебя в ужас. Ты же терпеть не можешь бывать даже в Хоксхеде!

Фрэнсин недовольно нахмурилась, ибо сестра была права, хотя смех Мэдлин и действовал ей на нервы. Но вот этот смех стал злобным, ехидным и перешел в шепот, принадлежащий уже отнюдь не Мэдлин.

Мэдлин икнула и замолчала, услышав этот злобный шепот. Она долго молчала, затем пожала плечами.

– Ты назвала бы меня глупой, – тихо проговорила она. – Я хотела хоть раз сделать все правильно. Что-то такое, что заставит тебя гордиться мной.

Фрэнсин прикусила язык. Мэдлин так нервничала, и было видно, что ей так нужно какое-то доброе слово, которое она редко слышала от старшей сестры.

– Я в самом деле горжусь