Читать книгу - "Словно мы злодеи - М. Л. Рио"

из наших. Раньше распределение никогда не вызывало настолько мало интереса. Мы пили, болтали и вяло смеялись, но невозможно было не думать о том, что у всех поменялись приоритеты. Рен теперь слишком хрупка, чтобы пройти привычный путь от КОФИЯ до бара. Джеймс слишком не в себе. Александр занят другим. Блажь, которой повиновалось руководство Деллакера, тоже невозможно было постичь. С чего они вдруг нарушили полувековой бойкот на «Лира» и воткнули к нам Фредерика и Камило? Надевая в конце вечера куртку и перчатки, я говорил себе, что они просто пытаются закрыть дыру, оставшуюся на месте Ричарда. Но другой неотвязный голос в глубине головы спрашивал, нет ли для этого менее очевидных мотивов. Возможно ли, что они, как и Колборн, нам не доверяют? Может быть, Фредерик и Камило были не просто нашими товарищами по постановочной группе и преподавателями. Может быть, они наконец-то начали понимать, какая опасность нам угрожала.

Сцена 3

Когда мы совершили первую вылазку в трагическую трясину «Короля Лира», прояснилось немногое. Однако кое-что мне стало болезненно ясно: мы серьезно недооценивали всю огромность отсутствия Ричарда. Он был чем-то бо́льшим, чем пустая комната, свободное кресло в библиотеке, стул за столом в кафетерии, где он сидел, как призрак Банко, невидимый для всех, кроме нас. Мне часто казалось, что я вижу его краем глаза, мимолетную тень, ускользающую из вида за углом. Ночами он снова и снова возвращался в мои сны – как партнер по этюдам или молчаливый спутник в баре, – превращая самые будничные сюжеты во что-то темное и зловещее. Я был не единственной жертвой этих ночных мучений; Джеймс начал бормотать и ворочаться во сне, а в те ночи, когда мы с Мередит спали вместе, я иногда просыпался и обнаруживал, что она дрожит. Дважды нас будили крики и плач из комнаты Рен. После смерти он по-прежнему продолжал гнобить нас, великан, оставивший по себе не столько пустое место, сколько черную дыру, огромное давящее ничто, пожиравшее понемногу само обустройство нашей жизни.

Но когда мы с опаской входили в самый короткий месяц календаря, это обустройство легло большей частью на мои плечи.

Помимо учебы, репетиций и домашних заданий, моим основным занятием стала уборка в Замке. Расписания я не придерживался, оно зависело от того, когда у меня выдавался свободный час, а в доме больше никого не было. Такие совпадения случались редко, с большими перерывами, и мне приходилось пользоваться возможностью, едва она представлялась, независимо от того, насколько я устал. На второй день февраля я стоял на четвереньках в библиотеке, наконец-то делая то, что откладывал неделями, – тщательно вычищал камин.

Остатки нескольких поленьев лежали на решетке, как груда почерневших костей. Я осторожно поднял их, опасаясь, что они рассыплются, измазав ковер сажей, и одно за другим сложил в бумажный мешок, который припас как раз для этой цели. Несмотря на упорный зимний холод, с меня лило, со лба падали в камин крупные соленые капли. Надежно убрав поленья в мешок, я взял совок и щетку и принялся за груду пепла, который горой скопился у задней стены дымохода. Выметая пепел, я бормотал про себя текст Эдгара:

Один страдаешь – мучается ум

В неволе несчастливых горьких дум:

Но муку одолеет он, когда

С товарищем разделена беда[67].

Следующую строчку я вспомнить не смог, поэтому остановился и сел на пятки. Что дальше? Я понятия не имел, так что заполз поглубже в камин и начал монолог заново, снова принявшись мести. Самый плотный холмик пепла развалился под щеткой, но, когда я тащил ее к себе, за щетиной что-то потянулось. На дне камина обнаружилось нечто длинное и перекрученное, как змеиная шкура. Ткань.

Просто обрывок, дюймов пять длиной и два шириной, загибавшийся по краям. Один конец был тяжелее, по нему шла двойная строчка – может, воротник рубашки или шов на рукаве. Я склонился над ним и тихонько подул, так что в воздух взвились несколько хлопьев пепла. Ткань, когда-то белая, была сильно опалена и запачкана чем-то темно-красным, густого цвета, как вино. Пару мгновений я в страхе смотрел на нее, потом застыл, как был, на коленях у камина – меня охватил такой ужас, что я не услышал, как внизу открылась дверь. Но шаги на лестнице становились громче, они приближались, так что я, вздрогнув, ожил, сгреб предательский предмет с пола и сунул в карман. Потом схватил совок и щетку и вскочил, держа их наизготовку, как меч и щит.

Я так и стоял, нелепо окоченев, когда в дверях появился Колборн. Его глаза чуть заметно расширились, но он быстро перешел от удивления при виде меня к узнаванию.

– Оливер.

– Детектив Колборн, – неуклюже, ватными губами произнес я.

Он обвел рукой комнату.

– Можно я зайду?

– Если хотите.

Он сунул руки в карманы джинсов. На одном бедре у него поблескивал значок, на другом топорщилась под краем куртки рукоять пистолета. Я положил щетку и совок в ближайшее кресло, дожидаясь, пока он заговорит.

– Разве вы в это время обычно не репетируете? – спросил он, раздвигая занавески, чтобы выглянуть из окна в сторону озера.

– У меня репетиция боя только в пять. – Я порылся в архивах мозга в поисках одного из дыхательных упражнений Гвендолин, надеясь, что от него прояснится в голове.

Он кивнул и загадочно мне улыбнулся.

– А что ты вообще делаешь? Если можно спросить.

– Уборку. – Я отсчитал четыре удара пульса, прежде чем вдохнуть.

У него дернулись губы, точно под поверхностной улыбкой пряталась настоящая.

– Я не думал, что студенты Деллакера из тех, кто сам за собой прибирает.

– Обычно нет. У меня стипендия.

Пять ударов, прежде чем выдохнуть.

Он хмыкнул, точно не совсем в это верил.

– Так тебя приставили тут убираться?

– И это тоже. – Мой пульс начал замедляться. – Я не против.

– Ты ведь из Огайо, да?

– У вас хорошая память. Или вы на меня папочку завели?

– Может, и то и другое.

– Мне волноваться? – спросил я, но волновался уже заметно меньше.

Колборн был более искушенным зрителем, чем те, к кому я привык, но все-таки зрителем.

– Ну, это тебе лучше знать.

Мы смотрели друг на друга. Он так и улыбался двойной улыбкой, и мне пришло в голову, что в других обстоятельствах он бы мне понравился.

– Сложно не волноваться, когда в твоем доме так часто бывает полиция, – сказал я, не подумав.

Он не знал, что я месяц назад