Читать книгу - "Король и злой Горбун - Владимир Гриньков"

Ряжский действительно зря времени не терял. После того как я поведал ему странную историю про квартиру, в которой Гончаровы то ли жили, то ли нет, он вплотную занялся этим вопросом. Едва он обратился к документам, как сразу же выплыли истинные хозяева квартиры – тот самый Борис Борисович и его семья. Они действительно находились в Африке, куда уехали по линии ООН, и Ряжский, приложив некоторые усилия, даже смог их разыскать. Он звонил Борису Борисовичу, и тот дал координаты своей дальней родственницы, которая присматривала за квартирой. Этой родственницей не была Нина Тихоновна Гончарова. Борис Борисович клятвенно заверил, что такая женщина ему незнакома.

Очень быстро разыскали родственницу, которую Борис Борисович просил присматривать за квартирой. Оказалось, что она живет в Рязани и в Москву наведывается раз в месяц. И эта женщина тоже не подозревала о существовании Нины Тихоновны.

Я думаю, что Ряжский вряд ли понимал, что именно происходит, но у него был опыт и еще то, что называют нюхом, и он решил копнуть поглубже. У него в активе имелись только наши показания, а нам он, кажется, по-прежнему не очень-то доверял, но, кроме этого, у него было нераскрытое убийство, самый настоящий висяк, безнадежное дело, и Ряжский захотел разобраться в этой истории со злополучной квартирой, потому что искал выход из тупика.

Родственницу Бориса Борисовича привезли в Москву, и на тот же день в прокуратуру была приглашена Нина Тихоновна. Ряжскому для этого понадобилось только набрать номер телефона – по этому телефону Гончарова отвечала всегда, но почему то этот номер странным образом не совпадал с номером из моего блокнота. Ряжский навел справки. Гончарова действительно жила там, куда он ей звонил, и это еще больше запутывало ситуацию.

Нина Тихоновна приехала на допрос, и Ряжский беседовал с ней три часа, до тех пор, пока не подъехал я, и за три часа он ни разу не спросил у женщины о квартире на Ленинградском проспекте. Ждал, плел ажурную вязь разговора, готовясь к эффектной концовке.

Но он переиграл, и ему не повезло. Теперь с черепно-мозговыми травмами Ряжский находился в больнице. По сумрачному виду прокурорских и по их отдельным репликам можно было догадаться, что дела у Ряжского неблестящи.

Меня доставили в прокуратуру и поначалу в царившей суматохе забыли обо мне, потом вспомнили и допрашивали примерно час, речь шла все о той же квартире, о том, когда я в ней бывал, действительно ли встречался там с Гончаровой и кто еще может подтвердить мои слова. Еще расспрашивали о людях, которые напали на нас во дворе дома на Ленинградском проспекте, но тут я ничего не мог им рассказать – когда вокруг со страшным звоном разлетаются вдребезги стекла и тебя бьют по голове, меньше всего думаешь о том, как бы запомнить особые приметы. Единственное, что я сообщил своим собеседникам с уверенностью, это то, что отметелили нас очень профессионально, за пару секунд отключив четырех совсем не слабых мужиков, трое из которых, как уже потом выяснилось, были вооружены.

Когда речь заходила о Нине Тихоновне, прокурорские работники называли ее только по фамилии, и поскольку это происходило раз за разом, я вдруг понял, что они не рассматривают ее как жертву, а относятся к ней именно как к активной участнице всех событий. Соучастница – это слово ни разу не было произнесено вслух, но подразумевалось именно это, я догадался.

Я покинул здание прокуратуры уже под вечер. У тротуара стояла знакомая машина, из которой тотчас же выскочила встревоженная Светлана.

– Женя! Что с тобой?!

И Демин появился. У него было не менее встревоженное лицо. Только теперь я понял, о чем они. Моя голова была обмотана бинтами.

– Пустяки, – сказал я. – Череп цел.

– Они тебя били?! – выдохнула Светлана.

– Досталось немного.

Светлана бросила на здание прокуратуры полный негодования взгляд. Я понял и рассмеялся.

– Это не здесь, – сказал я. – Это на Ленинградском проспекте.

Они уже, оказывается, что-то знали о происшедшем, услышали обрывок сообщения по радио. Примчались к прокуратуре. Их не пустили внутрь, и они терпеливо ожидали моего появления, сидя в машине.

– Рижского сильно покалечили, – сказал я. – Да там всем досталось.

– От кого?

– Я и не понял, если честно. Мы сели в машину, собирались вернуться в прокуратуру, и вдруг грохот, крики. Прихожу в себя – вокруг полный разгром, и Нины Тихоновны нет.

– А она была с вами?

Мне пришлось рассказать им обо всех событиях сегодняшнего дня. При этом оба они – и Илья, и Светлана – смотрели на меня так, будто и хотели бы мне поверить, да не могли. В этой истории все действительно было слишком странно.

– Ты как-то можешь это объяснить? – спросила Светлана.

– Да, – невесело усмехнулся я. – После того как мне сегодня надавали по голове, на меня снизошло озарение. Или это, наоборот, – бред, последствие нанесенных мне увечий.

– Давай без предисловий, – попросил Демин.

– Гончаров появился возле нас не просто так. И его стремление сыграть в нашей программе – не более чем прикрытие.

– Прикрытие – чего?

– Истинных целей. У него, или у кого-то, кто его к нам подослал, был вполне конкретный план. Я еще не знаю, в чем этот план заключался, и вообще этого пока никто не знает, кроме того, кто все это задумал.

– Гончаров?

– Возможно. А может, и нет. Мне начинает казаться, что он действовал под чьим-то руководством. Слишком уж сложная разыгрывалась партия.