Читать книгу - "Охота на скунса - Валерий Воскобойников"

Это видение полыхнуло в памяти, как падающая звезда. Савва улыбнулся и посмотрел на сидящих перед ним женщин.

— Его звали Антоний, или просто Дед. Он тоже не знал, откуда я родом. А я вот никак не могу успокоиться, все продолжаю искать.

— Ну и где вы ищете? — с некоторым вызовом спросила Римма. — Здесь, у Ольги в квартире?

— Да, — ответил Савва.

Римма взглянула на подругу с подчеркнутым сожалением.

— Ну здесь-то родиться вы не могли!

— Нет, я здесь не родился, — подтвердил Савва. — У меня нет никаких детских воспоминаний, связанных с этим домом, с двором. Но я здесь жил, я даже думал, что в этой самой квартире, но планировка совсем другая.

— А какую вы помните? — спросила Ольга, очень волнуясь.

— Ну, это была коридорная система, «гребенка», как называют такие квартиры. Длинный коридор и комнаты по одну сторону, длинные, узкие, в одно-два окна. В каждой комнате — по семье. Ванны не было, зато кухня большая, с несколькими плитами. И вода только холодная.

— Господи, а как же мылись? — удивилась Римма.

— В баню, наверное, ходили.

— Вы так хорошо все помните! — заметила Римма. — Даже про воду холодную! Как же вы адрес не можете вспомнить?

— Так я не воду вспомнил, — чистосердечно признался Савва. — Я вспомнил это ощущение на руках, когда их моешь. Пронзительно холодная вода зимой. Почему-то вспомнилось, а почему — не знаю. Наверное, та квартира была похожа на эту.

— А вы в какой комнате жили? — От волнения лицо Ольги покрылось розовыми пятнами.

— Я? — Савва на миг закрыл глаза. — В предпоследней по коридору, длинная узкая комната, больше сама похожая на коридор, все стояло вдоль стены, иначе к окну было бы не пройти. Спасибо, Ольга Васильевна, что вы спросили, иначе бы я никогда не вспомнил.

— Пойдемте, — вдруг решительно сказала Ольга и первая поднялась сама. — Я вам кое-что покажу, пойдемте-пойдемте. И ты, Римма.

— Куда ты нас тащишь?

— Я хочу вам кое-что показать тут, в квартире. Пойдемте, Савва Тимофеевич!

Савва и Римма послушно поднялись со своих мест и пошли за Ольгой. Она привела их в комнату Паши-Торина. Савва сюда только пару раз заглядывал, но подолгу в ней не находился, хотя примерно знал, чего ожидать. На Римму же убранство жилища белого гнома произвело поистине ошеломляющее впечатление. Стены были увешаны картинами, представляющими собой сцены бессмертных произведений Толкина, а в углу прямо на обоях был нарисован огромный двухметровый Гэндальф. Прямо над столом, где лишь жалкая полка с учебниками указывала на то, что гном все-таки посещает школу, висел деревянный щит с символами воинства белых гномов, тут же на вешалке висели воинский плащ и доспехи.

— Господи, а это что? — спросила потрясенная Римма, подходя к гигантскому родословному древу, занимавшему три ватманских листа.

— Паша у нас происходит от самого Великого Торина, — без запинки ответила Ольга. — Вот документ. А вот наглядная агитация. — Она указала на картинки, изображающие эльфов, гномов разных видов, хоббитов и тому подобную публику.

— Посмотрите, это прямо произведение искусства, — сказал Савва, указывая на искусно сделанный из дерева нос лодки, выполненный в виде морды чудовища с оскаленными зубами. — Сколько труда и любви сюда вложено!

— Целое лето возился, — улыбнулась Ольга.

— Слушай, как ты это терпишь? — спросила Римма. — Обои испорчены, и вообще вид какой-то дикий, Нет, слушай, это не дело. Ты должна ему запретить всю эту глупость. Все стены исколол булавками, ведь следы останутся! Ну что это такое? А это? — Римма указывала в угол, где лежала какая-то неопрятная темная груда.

— Это его боевой костюм. Он его сам стирает, когда на него нападет такой стих, — мне это ответственное дело он не доверяет, — объяснила Ольга.

— Я бы такой грязи не потерпела, — безапелляционно заявила Римма. — Выбросить все это, переклеить обои, и никаких кнопок, от них следы потом безобразно выглядят. Пойми, Ольга, ты портишь ребенка! А еще учитель! Вот он у тебя вырастет, и у него будет такой свинарник всю жизнь. Васька у меня был такой. Я с ним мучилась ужасно, а все почему? Мать не приучила. Я так ей и сказала однажды: поблагодарить вас за воспитание сына не могу.

— А она? — спросила Ольга, переглянувшись с Саввой.

— Она? — Римма презрительно пожала плечами. — Бросила трубку, истеричка. И с тех пор со мной не разговаривала, да мы с Васькой вскоре и на развод подали. — Она снова оглядела комнату Павла. — Нет, с этим надо кончать. Поставь ему ультиматум. Нечего быть мягкотелой, а то они тебе на шею сядут. У моей дочери всегда был образцовый порядок. Куклы — все на одной полочке, всякие там безделушки — в ящике. Она знала — если я что-то найду не на месте, эта вещь будет немедленно выброшена, сколько бы она ни стоила. И Светка твердо знала, что так оно и будет.

— Она не протестовала? — осторожно спросил Савва.

— А тут протестуй не протестуй, она знала, что сама виновата — не убрала свои вещи, — пожала плечами Римма. — Но бывало, огорчалась, даже обижалась на меня. На собственной свадьбе она знаете что мне выдала: какого-то зайца плюшевого припомнила, которого я выбросила. Я и забыла про этого зайца, а она помнила, представляете?

— Представляю, — покачала головой Ольга. — Против лома нет приема.

— А хоть бы и лом, но распускать их нельзя! — сказала Римма. — А ты, — она обвела рукой комнату, — позволяешь им вот такое. — И вдруг она замолчала, потому что увидела фотографию, приколотую к стене у окна, которая ей понравилась. На этой фотографии девочка выдувала через соломинку огромный мыльный пузырь. А в нем, словно в волшебном кристалле, отражался многоцветный мир. Какой-то человек проезжал вдалеке на мотоцикле. Несколько пожилых мужчин, собравшихся вокруг дощатого стола, играли в домино. На них оглядывалась веселая женщина, которая развешивала на веревке стираное белье. Так сказать, жизнь двора в городском предместье. И вся эта жизнь отражалась на радужной пленке, которую выдувала девочка. — Смотрите, какая смешная фотография.