Читать книгу - "Банда 5 - Виктор Пронин"

— Я вас слушаю, Павел Николаевич. — Огородников уселся в кресло, придвинул к себе большой блокнот в кожаном переплете, мимоходом заглянул в него, что-то для себя уточнил и, отодвинув, посмотрел на Пафнутьева — с чем, дескать, пожаловал?

— Вам просил передать привет Григорий Антонович Мольский... Я только что от него.

— Гоша? — удивился Огородников, и Пафнутьев понял, что тот не обрадовался привету. — Он еще в газете?

— Да, и отлично там себя чувствует.

— Надо же... Спасибо. Значит, помнит еще меня. — Пафнутьев не мог не обратить внимания, что и Мольский произнес эти же слова, когда речь зашла об Огородникове. Похоже, не любят они говорить о знакомстве друг с другом, что-то мешает им радоваться приветам друг от друга.

— Он сказал, что вы частенько бываете у них... Контакты с прессой поддерживаете?

— Со всеми приходится поддерживать контакты, Павел Николаевич. Такая у меня работа, — произнес Огородников с некоторой назидательностью.

— У меня тоже! — рассмеялся Пафнутьев.

— Вот видите, сколько у нас общего.

— Мольский сказал, что вы приложили руку к продаже дома Суровцева?

— Приложил руку? К продаже дома? А кто такой Суровцев?

— Это человек, семья которого была расстреляна сразу после свершения сделки, сразу после того, как он получил от покупателя деньги. Несколько десятков тысяч долларов.

— Ах да, простите... Я совсем забыл фамилию этих несчастных людей... Не помню сейчас всех подробностей... Но если я не ошибаюсь, Суровцев пожелал поместить объявление в газете...

— Покупатель нашелся по объявлению? — удовлетворенно произнес Пафнутьев.

— Нет, — ответил Огородников, и Пафнутьеву стало ясно, что легкой победы не будет, что этот коротышка не так прост, как может показаться. Видимо, с Мольским они уже обсудили подробности происходящих событий. — Покупателя предложил я... При мне же произошла передача денег, оформление расписки и прочие формальности.

— Объявление в газете не было опубликовано.

— Это хорошо или плохо? — улыбнулся Огородников.

— Не знаю, но деньги за объявление Мольский получил.

— И присвоил? — рассмеялся Огородников. — Как он это объясняет?

— Что можно сказать о покупателе дома?

— Достойный человек. — Огородников пожал плечами. — Достаточно состоятельный, если может заплатить за дом восемьдесят тысяч долларов. Насколько мне известно, у него сеть киосков по продаже спиртного. Пока люди пьют, будет процветать.

Огородников взял со стола пульт управления и, направив в сторону телевизора, включил его.

— Сейчас будут передавать новости, — пояснил он Пафнутьеву. — Последние дни вы нас приучили включать телевизор в два часа дня, Павел Николаевич. Опять будет что-то новенькое?

— Новенькое у нас есть всегда, вопрос лишь в том, стоит ли об этом сообщать широкой публике.

— Тоже верно... Настоящая информация — это закрытая информация. Только тогда она имеет силу, влияние, власть... Вы согласны со мной, Павел Николаевич?

— Конечно. — Пафнутьев повернулся к телевизору, забросив ногу на ногу, и приготовился слушать. Огородников тоже замолчал, видя, что гость не намерен предаваться пустой болтовне.

Вот уже несколько дней городские новости начинались с подробностей об убийстве семьи Суровцевых. Но если вначале телевизионщики пугали людей страшными кадрами, сделанными в квартире, то теперь, в основном шли сообщения о ходе следствия. Диктор заверил, что Вобликов жив, что врачи продолжают бороться за его жизнь, что он до сих пор без сознания и выдержал уже три операции по починке внутренних органов.

— Живучий, гад!

— Выкарабкается, — как бы между прочим заметил Пафнутьев.

— Вы думаете? — Огородников осторожно покосился на гостя. И тот заметил это легкое, почти неуловимое движение. Оказывается, ему важно знать, выживет ли Вобликов.

— Это вчерашняя информация. Сегодня мне сообщили из больницы, что он уже пришел в сознание, понимает, где он и с кем говорит. Выживет, — повторил Пафнутьев, не отрываясь от телевизора.

— Что ему светит? — спросил Огородников.

— Вы, адвокат, спрашиваете у меня, сколько ему светит? — удивился Пафнутьев.

— Обвинительное заключение будет писать следователь... И потом, он нарушил служебный долг... Все это вносит свои поправки. Нельзя сбрасывать со счетов и общественное мнение.

— От него самого зависит, сколько он получит, — сказал Пафнутьев. — Посмотрим, как будет вести себя.

— Другими словами, насколько активно станет помогать следствию?

— Он уже помогает.

— Активно? — нервно усмехнулся Огородников.

— Посмотрите на него. — Пафнутьев кивнул в сторону экрана, на котором в этот момент шли кадры, снятые в больнице кадры, на которых Вобликов лежал опутанный шлангами, а Овсов, напряженный и недовольный вниманием к себе, давал какие-то пояснения. — Слишком уж активным его назвать трудно.

На экране появился диктор и объявил, что сейчас познакомит зрителей с очередной сенсацией.

— Установлен еще один бандит. Как нам сообщили в городской прокуратуре, напряженная работа последних дней увенчалась успехом. В расстреле семьи Суровцевых участвовал некий Осадчий Михаил Петрович, человек с большим уголовным прошлым, который отсидел в общей сложности полтора десятка лет и в данный момент находится в городе.

Экран заполнила смурная физиономия Петровича, правда давняя. На фотографии он выглядел моложе, но взгляд уже тогда был сумрачный и недоверчивый. И морщины были такие же, идущие поперек лба, между бровями, вниз от носа, мимо уголков рта. Потом появилась еще одна фотография, еще одна — оперативники неплохо поработали и нашли чуть ли не дюжину снимков Петровича, сделанных в разные периоды его жизни.

— Этот человек сейчас в городе. Просьба ко всем, кто знает о его местонахождении, срочно позвонить по телефонам...

— Надеетесь поймать? — спросил Огородников.

— Надеемся, — пожал плечами Пафнутьев. — А вы случайно не встречали этого типа?

— Он не из те, кто пользуется услугами адвокатов. Разве что в зале суда, — усмехнулся Огородников. — Среди моих клиентов он не значится, это точно.

— Тогда перейдем к Сысцову, — сказал Пафнутьев. — Какие у вас с ним отношения? — Он взял пульт и выключил телевизор, по которому уже бежали кадры, рассказывающие о смерти принцессы Дианы, об Англии, погруженной в траур, о принце Чарльзе, который, напялив красную юбку, решил пройтись в ней вдоль траурных букетов, покрывающих громадную площадь перед дворцом.

— Сысцов? — переспросил адвокат и уставился на Пафнутьева большими глазами, в которых не было ничего, кроме интереса, легкого недоумения и... И больше ничего не было в глазах Огородникова.