Читать книгу - "Пропавшие девушки - Джессика Кьярелла"

знаю об этом человеке. О человеке, который так хорошо поддерживал связь с моей матерью в течение стольких лет после исчезновения Мэгги. Который всегда отвечал на мои звонки и сидел со мной, если я приезжала — как правило, без предупреждения — в участок в Роджерс-парке, требуя новостей.

Сквозь венецианское окно, в просвете между кружевными занавесками я вижу Олсена. Прислонившись к машине, он курит сигарету. По-моему, я раньше не видела, чтобы он это делал. Должно быть, эта привычка осталась у него со времен работы под прикрытием. Чем ближе я его узнаю, тем больше задаюсь вопросом, как много осталось в нем с того времени, помимо закрашенных татуировок и явной ауры насилия. Даже сейчас он слегка сутулится и от этого больше похож на слоняющегося без дела прохожего, чем на детектива. Я не позволила ему войти в дом со мной. Сказала, что прощу его, если он даст мне поговорить с детективом Ричардсом наедине.

— Как он справляется? — спрашивает детектив Ричардс, сделав жест в направлении моего взгляда.

На подоконнике крутится, вертится и жужжит оса, разучившаяся летать. Между нами стоят два стакана переслащенного чая со льдом.

— Ну, вашего умелого подхода к людям он лишен, — отвечаю я. — Как и вашей предупредительности. Слышали о Неизвестной в прошлом году?

— Конечно. Читал отзыв на твою программу в «Трибьюн», — отвечает детектив Ричардс.

Он произносит это без каких-либо эмоций, как будто не собирается ни хвалить, ни упрекать меня. Впрочем, этот человек знает меня с тех пор, как мне было восемь. Именно он позвонил моей матери в ту ночь, когда отец напился, разбил машину о дерево, вылетел через лобовое стекло и почти сразу же скончался. Вряд ли этот человек когда-либо станет осуждать меня за то, как я выражаю свое горе в поисках сестры. Это я в нем всегда больше всего любила — и ценила.

— Так вот, на то, чтобы позвонить мне, у него ушла почти неделя, — отвечаю я. — Карен из приемной судмедэксперта сразу же поставила меня в известность. А этот парень взялся за телефон, только когда ему понадобился образец ДНК.

— Насколько я знаю, он все предпочитает делать по правилам, — говорит детектив Ричардс. — Однако дело твоей сестры могли передать кому-нибудь похуже.

— Ага, — отвечаю я, вспомнив собутыльников Олсена в баре «МакГинтис» тем вечером. — Итак, у меня есть вопросы.

— О сестре?

— Нет, о деле Сары Кетчум.

Вытащив папку с делом, кладу ее на стеклянную столешницу кофейного столика между нами. Вынимаю два разных списка улик: в одном упоминание о волосе в душевой кабине Сары стерто, в другом нет.

— Дело Кетчум? — спрашивает детектив Ричардс, подавшись вперед и разглядывая документы. — Видел в новостях, что ее убийцу выпустили из тюрьмы. — Он до красноты натирает лоб. — Только не говори, что ты в этом участвовала.

— Я помогала его сестре, — отвечаю я. — Помогала ей расследовать нестыковки в деле.

— Господи, — изнуренно выдыхает детектив Ричардс, когда я указываю на пятно от замазки на ксерокопии списка улик.

Его остекленевшие глаза покраснели. Надеюсь, от возраста. Отчаянно молюсь, чтобы он не заплакал.

Я знаю, что делаю. Знаю, сейчас он, наверное, считает меня неблагодарной. Будто я отрекаюсь от него, от всех тех лет, которые он потратил на поиски моей сестры. Несмотря ни на что, в низу живота у меня появляется тяжелое, кислое чувство стыда оттого, что я явилась сюда лишь затем, чтобы обвинить его в должностном преступлении. После того, как разрушила все его труды по аресту Колина. Но я слишком долго ждала и не могу уйти без ответа.

— Здесь был комментарий о том, что в душевой кабине Сары Кетчум нашли волос. Вы тогда об этом знали? — спрашиваю я.

Он разглядывает меня, нахмурив похожие на проволоку серебристые брови.

— Это для печати?

— На самом деле я не журналист, — говорю я. — Но если хотите, могу пообещать не упоминать вас или то, что вы мне расскажете, в подкасте.

Хочу сказать ему, что мне просто нужно знать. К черту подкаст. Это личное.

— Что ж, тогда я скажу тебе то же, что сказал вон тому молодому человеку, — говорит детектив Ричардс, указывая на Олсена. — Я могу пересчитать на пальцах одной руки все те дела, которые я вел, в которых я был уверен. Обычно, — он водит руками по кругу, как будто одновременно наносит воск и растирает его, — спотыкаешься в темноте. Иногда находишь путь к нужному человеку, иногда нет. Тогда пусть решают присяжные, потому что это не твоя работа. Но в трех или четырех случаях я знал наверняка, что человек виновен, достаточно было просто взглянуть ему в глаза.

Он замолкает и делает глоток холодного чая. Я вижу, как при этом слегка подрагивают его руки.

— И один из этих случаев, — продолжает он, — Колин Маккарти.

— Вы были уверены, что он убил Сару Кетчум, — говорю я.

Мне сдавливает грудь. Вспоминаю, как задыхалась в вагоне метро, сидя на полу. Пытаюсь сделать глубокий вдох так, чтобы детектив Ричардс не заметил.

— Мне повезло, — говорит он. — Я видел подобное всего пару раз за всю свою карьеру. Истинный психопат. Ужасающее зрелище, скажу я тебе. Помню, как смотрел в глаза этому мальчику и думал: «Он не смотрит на меня в ответ». Он как будто был машиной. И иногда он желал причинить кому-нибудь боль.

— Поэтому вы скрыли улику? — спрашиваю я, снова указывая на папку с делом. — Волос в душевой кабине? Потому что были так уверены, что он убил ее?

— Да, — говорит он. Меня пугает его уверенность. — Я знал всех, кто работал на складе улик. Они хорошо знали меня и доверились мне, когда я попросил об одолжении.

— Несмотря на то, что сокрытие улик могло бы помочь апелляции Колина? Несмотря на то, что это ставит под сомнение все расследование?

— Он проиграл апелляцию, потому что все знали, что он виновен. Тебя там не было, Марти. Ты не видела… — Он замолкает. — Ты можешь позволить себе смотреть на это со стороны. Издалека.

— Но если вердикт был настолько бесспорным, почему не рискнуть и не оставить список улик как есть?

— Потому что нельзя рисковать, когда поймал кого-то вроде Колина Маккарти, — говорит он. — Нельзя позволить защитнику запутать следствие с помощью сомнительных улик.

— Что вы имеете в виду? — уточняю я, и он пожимает плечами.

— В свое время я повидал немало преступлений, — отвечает он. — И никогда раньше не видел, чтобы сухой волос вот так лежал поперек сливного отверстия. Он не застрял в решетке. Просто лежал поперек отверстия. И волос был