Читать книгу - "Девушка без Бонда - Анна и Сергей Литвиновы"

– Похоже… – И скомандовал, обращаясь к ней: – Завтра поедешь туда с нами.

А потом стремительно вышел из гостиной.

Похоже, он потерял к Садовниковой всяческий интерес.

Какой уж там разговор об острове в подарок!

* * *

Таня проснулась утром от ласкового женского прикосновения. В первый момент, спросонок, ей даже показалось, что ее будит мама. Но когда она открыла глаза, то увидела, что на кровать по-свойски присела горничная Марселла.

– Ах, Марселлочка!.. – улыбнулась Таня, приподнялась в постели и порывисто обняла ее. – Здравствуй, как я рада тебя видеть!

– И я тебя, моя сладенькая! – обнажила в улыбке свои ослепительно-белые зубы кубинка. За семь лет она, казалось, нисколько не изменилась, только слегка расширилась в и без того немалых размерах. Большое круглое черное лицо излучало любовь и спокойствие.

«Хоть Ансар с островом меня и обманул (как я и ожидала), – подумала Таня, – зато с Марселлой – нет. Что ж, друзья стоят острова».

– Вставай, мое солнышко, одевайся, – прогудела горничная. – Через час за тобой катер придет.

– Это правда, что на улице еще темно, или мне кажется?

– Правда.

– Фу, какая гадость!

– Зато ты сможешь увидеть рассвет. А чего бы ты на завтрак хотела?

– Копченой колбаски, – капризничая, словно в самом деле с мамой разговаривала, вытянула губки Таня.

– Нет у нас здесь на острове копченой, – огорчилась кубинка. – Разной ветчины завались, и сосиджей, а вот копченой нет.

– Что ж это за остров! Даже колбасы нет. Пожалуй, не стану я его покупать. Впрочем, мне его никто уже и не предлагает.

– Таня, ты о чем? – отразилось непонимание на широком добром лице Марселлы.

– Да так просто, болтаю, не обращай внимания. Приготовь мне что-нибудь на твой вкус. Например, яишенку. А йогуртов не надо. Я их терпеть не могу.

– Я помню, сладенькая моя.

…Завтрак был накрыт в той же столовой, где они ужинали вчера с Ансаром, но на одну персону. С противоположной стороны стола были разложены на скатерти пара десятков дизайнерских темных очков и столько же стильных шляпок, панам и бейсболок.

– Просили, чтоб ты выбрала перед поездкой, – кивнула в сторону обнов Марселла.

«Надо же, шейх не забыл, что я без очков и головного убора. Заботливый!»

– Ну, кушай, миленькая, – чернокожая служанка положила ей на тарелку яичницу. – Тебе надо как следует подкрепиться – после завтрака тебя просили подойти на пристань. Плывете куда-то?

– Да. Не знаю куда…

«Точнее, наверно, знаю… К тому месту, где на дне моря находится супербомба… Интересно, что со мной сделает Ансар, если там ее не окажется? – отстраненно подумала Таня. – Велит скормить меня рыбам?»

…Тот же самый вопрос она вскоре повторила вслух. В лицо Ансару.

На дворе стало светать. Ансаровский катер, пришедший с другого острова, даже швартоваться не стал, лишь подошел вплотную к пристани, и двое восточных мужчин непроницаемого вида помогли Тане запрыгнуть на борт. Судно тут же отвалило от причала и помчалось вдаль.

В салоне катера ее ждал шейх. Едва поздоровавшись, Таня с вымученной улыбкой осведомилась, что будет, если Ансар не найдет в указанной ею точке бомбы. И добавила:

– Ведь Костенко даже не видел ее собственными глазами. А в своих предположениях и расчетах запросто мог ошибаться. Или – намеренно врать…

– Зачем ему врать?

– Я не знаю. Чекисты всегда врут. А даже если бомба и лежала когда-то на дне? Ведь ее наши военные могли тысячу раз увезти, никого об этом не оповещая…

– Если она там была, мы все равно узнаем, – только и ответил Ансар.

Таня настраивалась и дальше попикироваться с ним, например, с ехидцей спросить, почему он вчера, в обмен на заветные координаты, не подарил ей обещанный остров, однако она вгляделась в лицо шейха и осеклась. Всегда, при любых обстоятельствах, совершенно бесстрастное, сейчас оно свидетельствовало о волнении – пусть тщательно скрываемом, но все же… И чем дальше катер уносился в море, чем ближе оказывался к предполагаемой бомбе, тем сильнее проявлялась нервозность в лице и движениях шейха. Он то расхаживал по палубе, то застывал изваянием, вглядываясь в даль. Руки его быстро отщелкивали четки – а ведь раньше Татьяна его с ними ни разу не видела. В какой-то момент у него даже бессознательный тремор начался: стала нетерпеливо подрагивать правая нога.

Словом, поведение Ансара напоминало клиническую картину абстинентного синдрома. Шейх походил на наркомана, который ждет не дождется заветного укола. Или на возлюбленного, что в нетерпении летит на встречу со своей пассией.

«Так вот какая у тебя настоящая страсть, Ансар! – поняла Таня. – Ты, оказывается, влюблен в бомбу! Да не в простую – в самую мощную в мире. Да ведь ты, шейх Аль-Кайаль, на деле, оказывается, настоящий маньяк!»

Кроме них двоих, на катере были трое слуг – восточной внешности, но понимающие английский. Все повеления шейха они выполняли беспрекословно. Таня попросила одного проводить ее в каюту. Приказание немедленно исполнили.

В каюте Татьяна прилегла, не раздеваясь, прямо на покрывало. Во времена морского путешествия с французами (боже, как давно это было!) Мадлен научила ее, как лучше пережить качку. Надо, советовала француженка, лечь навзничь, строго против направления движения – и волны убаюкают тебя, словно в люльке. Таня задернула шторки на иллюминаторах, прикрыла глаза сгибом руки – и действительно уснула.

А когда снова открыла глаза – тарахтение моторов и прыжки по волнам кончились. Катер стоял на месте.

Таня умылась в гальюне рядом с каютой, нацепила очки и бейсболку и вышла на палубу.

Солнце уже стояло высоко. Океан горел миллиардом ослепительных искр. Вдали, в сине-лазоревой дымке, виднелись очертания заросшего лесом берега – наверно, это была Куба.

Двое людей Ансара, в резиновых костюмах и с аквалангами, слушали, сидя на корме, последние инструкции шейха, отдаваемые на гортанном арабском. Инструктаж был короток – и вот парочка уже надвинула маски, плюхнулась в воду и ушла в глубину. Сперва их было видно в изумрудной толще, а потом на поверхность всплывали только пузыри воздуха да дрейфовал небольшой красный буек, который тащил за собой один из ныряльщиков. Катер не спеша, на самом малом ходу, подруливал в сторону удаляющегося буйка.

Шейх замер на корме. И хоть лицо его выражало при беглом взгляде высшую форму неприступности, но человеку, хорошо знающему его (а Татьяна по праву относила себя к таковым), было очевидно, что шейх крайне взволнован. Лицо его побледнело. Ноздри хищно раздувались. Руки уже даже не перебирали четки – они вцепились в них, да с такой силой, что кожа на тыльной стороне ладоней натянулась, как на барабане.