Читать книгу - "Шпион судьбу не выбирает - Игорь Атаманенко"

Сегодня я совершенно трезво оцениваю то доброе, что для меня сделала Мальвина. Доброе, значит, бескорыстное. Но Мальвина не из тех, кто делает добро просто по велению души, отнюдь! Я вам большее скажу: если это будет ей выгодно, то она может стать даже бескорыстной! Она все делает с умыслом, с выгодой для себя. В этом я имела возможность убедиться, и когда познакомилась с нею в Майкопе, и уже здесь в Москве… Так что, никаких иллюзий на ее счет я не питаю… Да и настоящей дружбы между нами, Леонтий Алексеевич, никогда не было. Так, взаимовыгодное сотрудничество, не более…

Я вспоминаю, как однажды цыганка дала очень точную характеристику Мальвине.

— Гадалка?

— Возможно…

— Почему «возможно»? — Карпов придвинулся к краю стола.

— Потому что внешне она производила впечатление цыганки-гадалки, но лишь внешне. А судя по тому, что мы от нее услышали, она — психолог-физиономист. Привычных слов о долгой дороге, о казенном доме и богатом муже не произносила. Да и вообще, за руки она нас не хватала, на гадании не настаивала. Подойдя к нам и пристально глядя нам в глаза, спросила, не хотим ли мы узнать что-нибудь о своих достоинствах и недостатках? Пояснила, что какими она видит нас, такими же нас могут видеть и другие, окружающие нас люди. А это, мол, поможет нам в выборе друзей и в общении с окружающими…

Мальвина ответила ей, что внешность обманчива, и это известно всем, даже школьникам. Тогда цыганка предложила сравнить наше собственное представление о себе с ее заключением. Добавила: «черты лица человека — зеркало его характера».

— И все это бесплатно?

— Ну да. Она лишь сказала, что в ее словах будет столько правды, что мы сами захотим отблагодарить ее…

Я, выслушав ее, была просто потрясена, как точно она разложила по полочкам все Мальвинины черты характера и качества. И вот что удивительно: диагноз, назову это так, цыганки полностью совпал с моими представлениями о приятельнице! А они ведь ранее никогда не встречались. Вместе с тем я с Мальвиной была знакома уже десяток лет и достаточно хорошо ее изучила…

— Ближе к делу, Валентина Николаевна…

— Да-да, извините, Леонтий Алексеевич! Постараюсь воспроизвести дословно заключение цыганки. Сначала она спросила, как нас зовут, ну, и…

* * *

— Глядя на твои широкие брови, Мальвина, чувствую я в тебе мужскую натуру… Да и физически ты сильна и вынослива, как мужчина. Глаза твои с лукавинкой, значит, скрытна ты даже от друзей и подруг. А колкий взгляд подсказывает мне, что ты склонна к авантюрам и интригам. Лицедействовать ты горазда, а коль так, то любая роль тебе по плечу. Кроме того, умеешь ты извлечь свою выгоду из любой жизненной ситуации.

Лоб красивый и высокий, значит, у тебя хорошая память, и соображаешь ты быстро. Подбородок твой говорит мне, что целей ты умеешь добиваться и идешь к ним последовательно.

Ты уж прости меня, старуху, но порой бываешь ты не в меру непримиримой и жесткой. А все потому, что везде и всегда лидером быть хочешь. Никогда себя ты в обиду не дашь. Угодить тебе ох как трудно, потому что ты всегда стоишь на своем. А вообще ты — девушка без комплексов…

* * *

— Знаете, Леонтий Алексеевич, услышав все это, Мальвина стала рыться в сумке в поисках кошелька. Выгребла оттуда все деньги — рублей двести, не меньше, и говорит: «Ну, а теперь, мать, проведи рентгеноскопию моей подруге, ей тоже надо бы передо мной оголиться!»

— Ну, и? — Карпов неотрывно смотрел на собеседницу.

— Да, Леонтий Алексеевич, мне гадалка поставила такой же точный диагноз, как и Мальвине… То есть я хочу сказать, что мое представление о себе совпало с заключением старухи…

* * *

— Характер у тебя, голубушка ох какой сложный. Об этом мне говорит твоя родинка на подбородке. А складочки на лбу волной — что ты, девочка моя, с трудом переживаешь жизненные невзгоды. Нос с курносинкой — это твой прокурор и обвиняет он тебя в твоей, милая, влюбчивости. Не раз и не два будешь ты замужем, да и вообще живешь ты по принципу «гулять — так гулять, любить — так без оглядки!» Но ты отзывчива и умеешь сопереживать. Даже когда тебя сильно обижают, ты сразу прощаешь им обиды!

* * *

— Заметьте, Леонтий Алексеевич, если ко мне цыганка обращалась с ласкательными словами «милая», «голубушка», то к Мальвине — только по имени, и то лишь один раз…

— Ну что ж, неплохо, совсем не плохо… — генерал тыльной стороной ладони потер подбородок. — В чем-то вся эта импровизация верна… Если допустить, что это была импровизация…

— А вы думаете, что… — Валентина перебила генерала.

— Скажите, Валентина Николаевна, а не мог ли кто-нибудь подстроить эту ситуацию, то есть не является ли появление гадалки и все ею сказанное чьим-то розыгрышем?

В раздумье Валентина пожала плечами и сложила губы трубочкой. Решительно тряхнув головой, ответила:

— Это исключено, Леонтий Алексеевич!

— Почему?

— Да очень просто: не было у нас с подругой в окружении никого, кто был бы способен на розыгрыши!

— Ну, что ж, так тому и быть… Впрочем, мы отвлеклись. Давайте перейдем от Мальвины к ее знакомым…

— Извините, Леонтий Алексеевич, вы затронули такие струны моей души, что я увлеклась! Я столько всего наговорила о Мальвине, потому что мы с нею давно не общались, вот на меня и нахлынуло… Еще раз — извините!.. Что касается вашего вопроса, с кем она сейчас может поддерживать отношения, то с уверенностью могу назвать только одно имя: Константин Вишня, младший и горячо ею любимый брат!

— Так-так, интересно… А что вы можете сказать о нем?

— В Майкопе я училась с ним в одной школе. Мальчик он очень способный, умненький и… внешне очень привлекательный. Хотя деляга еще тот! Деляга и комбинатор. Уж он-то, завидев свою выгоду, даже лицемерить не станет, даже прикрывать свой интерес красивыми словами не будет! Продаст и перепродаст все и вся… Когда мы учились в школе, он активно занимался фарцовкой. Каждое воскресенье ездил в Новороссийск скупать ширпотреб у иностранных моряков. Потом его своим же одноклассникам перепродавал втридорога. Не брезговал и валютой… Но уже в Москве я заметила, что-то в нем изменилось. Думаю, что это произошло не без влияния Мальвины. Он, надо сказать, всегда прислушивался к ее мнению. Можно даже сказать, находился у нее под пятой. Мать для него была ничто, а вот сестра! Ее он слушался беспрекословно.

Мы вновь встретились с Костей в присутствии Мальвины, ну, когда я переселилась в высотку… Он учился тогда в МГУ вместе с сестрой… Она — на филологическом факультете, а он… То ли на математическом, то ли на физическом, не помню… Ну, был он тогда у меня в гостях пару раз в сопровождении Мальвины… А так я с ним наедине никогда не общалась… Это все Мальвина! Она боялась, как бы я его, этого херувимчика, не дай Господь, не совратила! Хотя знала она, что он за херувимчик! Вся школа, да что школа — весь Майкоп знал, что он фарцует, что у него всегда можно приобрести валюту. Ну, да Бог ему судья… Обидно мне было за то, что она меня к нему на пушечный выстрел не подпускала! Вроде как он — святой, а я — исчадие зла, падшая и развратная женщина… Кроме того, у него тогда начался роман с какой-то москвичкой… Женить его Мальвина задумала…