Читать книгу - "След страсти - Анна Дубчак"

В машине она уснула. Ей было все равно, проснется она или нет. Сон спасительным облаком окутал ее тело и подарил уставшему мозгу цветные, наполненные невиданными пейзажами сновидения, в которых было все просто, чисто и красиво. Прохладная река, зеленый, пахнущий свежескошенной травой луг, желтые и розовые цветы, жужжащие пчелы, белое, ослепляющее солнце...

Когда она открыла глаза, то поняла, что находится на чужой даче. Ночь, в открытое окно, отгороженное от шумящего листвой сада прозрачной противомоскитной сеткой, врывается свежесть и запах осени. Уют и тепло исходят от горящих поленьев в камине, перед которым в кресле сидит человек, называющий себя Владимиром Сергеевичем. Она хорошо знает его, настолько хорошо, что первое время они даже не говорят, а только смотрят друг на друга, пытаясь восстановить то общее, что возникло между ними тогда, много лет назад...

— Я не узнала тебя сразу, ты был в очках, да и вообще, иногда мне казалось, что ты мне приснился...

Она закрыла глаза и увидела своих родителей на поляне. Это было их место, их кострище, их самодельный и часто используемый чужими людьми мангал, на котором они жарили мясо. В Марфино отец всегда покупал свежее молоко и вино, мама расстилала на траве клетчатый красный плед, сверху — тонкую прозрачную скатерть, на которую ставила блюдо с салатом из помидоров с картошкой и укропом, стаканчики для вина, отец приносил шипящий, пахнувший дымом шашлык.

Мужчина, которого она впервые встретила в лесу за год до происшествия, перевернувшего жизненный уклад всей семьи Панариных, называл себя Лесником. Такое вот нейтральное прозвище. Быть может, именно из-за этой нейтральности-то она и не могла вспомнить его настоящее имя, хотя ей всегда казалось, что она его знает и вспомнит, как только в этом возникнет необходимость. Тринадцатилетняя Рита в ожидании обеда или ужина однажды гуляла по лесу и встретила мужчину, сидящего на пне и что-то пишущего. Он сначала представился поэтом, затем — писателем, позже — адвокатом, в следующий раз — путешественником. Он читал ей свои стихи, угощал в начале июня марелью и клубникой, фотографировал ее — тоненькую, загорелую, в сарафанчике, с голыми коленками, с облупленным носом и белыми носками. Он читал ей страшные истории из толстой потрепанной книги «Сто лет криминалистике» и учил ее не бояться лосей. И родители ни о чем не догадывались, ничего не подозревали. Рита отлучалась на полчаса, затем возвращалась на поляну и присоединялась к ним, что бы они ни делали, потом снова углублялась в лес, за которым простирался низкий символичный дощатый забор с калиткой, ведущей в заповедный сад.

Поздней осенью, когда она по привычке открыла калитку и пробежала до самого крыльца двухэтажной дачи, которая у них называлась домиком лесника, то ужасно расстроилась, когда увидела на ступенях рядом с растоптанными мужскими кроссовками дамские туфли. Ей была неприятна и невыносима мысль, что Владимир Сергеевич (в тот день она как раз вспомнила, как его зовут) помимо дачной жизни ведет и другую, городскую и, возможно, семейную, жизнь. Рита захотела посмотреть на женщину, жену или просто девушку Лесника, и посмела открыть дверь. Но в доме было тихо, обитатели его, возможно, спали, и Рита вернулась на поляну.

Отец спросил тогда, где она была так долго и почему у нее такой несчастный вид, на что Рита ответила, что пыталась сочинить в лесу стихотворение, но у нее не получилось, что у нее вообще ничего не получается и что она — бездарь. Больше в том году Панарины в лес не выезжали. А весной Рита впервые дала себя поцеловать. И это тоже произошло в лесу, под щебет птиц и шум листвы. Такого отупляющего блаженства она еще не испытывала и возвратилась с прогулки по лесу сама не своя. Ей не хватало воздуха в лесу, птичьего гомона, шелеста листьев, ветра, она вся горела и не знала, что с ней происходит. Щеки ее пылали, губы тоже, а колени дрожали, словно она сделала восемь кругов вокруг школы. Она любила этого мужчину, ждала встречи с ним, видела его во сне, где летала с ним в большущих корзинах над какими-то замками. Он мерещился ей в метро, она слышала где-то совсем рядом его голос, оглядывалась и, не увидев его, готова была заскулить как дворовый голодный и промерзший щенок от тоски и безысходности. Начался авитаминоз, Рита засыпала на уроках, была вялая, ей не хотелось жить.