Читать книгу - "Мода в саване - Марджери Эллингем"

— Какой?

— Не знаю. Белый порошок.

— Растворенный в воде и введенный подкожно?

— Нет. Съеденный.

— И какая доза?

— Неизвестно.

— Что?

— У меня нет никакой возможности это выяснить.

Сэр Генри рассмеялся.

— Тогда ничем не могу помочь вам, дружище. Простите. Возможно, тридцать шесть часов.

— В самом деле? Так долго? А через четыре часа смерть наступить может?

— Я не могу ничего утверждать без конкретных подробностей. Через четыре часа эффект уже будет. Возможно, наступит кома.

— Ясно. Длительная кома, так?

— Да. Если произошло отравление чистым морфием. Однако любые факторы могут оказать свое влияние. Это тоже надо учитывать.

— Понимаю. Но если человек принял, к примеру, облатку морфия, у него через четыре часа могут начаться конвульсии, от которых он в конечном счете умрет?

— Нет. Его скорее стошнит. Если нет — он заснет, потом у него пропадут рефлексы, замедлится пульс, а потом он впадет в кому.

— А конвульсии?

— Никаких конвульсий. По крайней мере мне так кажется. Если бы вы могли хотя бы немного уточнить условия, я бы, разумеется, попытался предположить что-то еще. Кстати, на вскрытии морфий непременно был бы обнаружен.

— Непременно?

— Да, если вскрытие проведено правильно. Его не смогли бы не заметить. Простите, что мало чем могу вам помочь. Вы меня навестите при случае?

— Обязательно. Не могу сейчас назвать точное число, но я вас непременно навещу.

— Тогда мы уже будем знать все наверняка?

— Да, — очень спокойно сказал Кэмпион. — Наверняка. До свидания. Огромное вам спасибо.

— Не за что. Боюсь, от меня мало толку. В таких вещах все зависит от разных мелких деталей. В вашем изложении ситуация звучит маловероятно, но все бывает. В медицине случается и не такое. До свидания.

— До свидания, — сказал мистер Кэмпион.

Оутс как раз ел сэндвич, когда раздался звонок Паллена. Взгляд суперинтенданта был необычайно твердым и ясным — к нему пришло второе дыхание, которое обычно открывается после того, как преодолено первое неодолимое желание спать. Он держал трубку на некотором расстоянии от уха — манера инспектора разговаривать пулеметными очередями на близком расстоянии могла парализовать собеседника.

— Один из Уайльдовых ребят откопал какого-то знакомого музыканта Адамсон, — затараторил Паллен. — Он говорит, что она открыто предлагала дозу всем, кто выглядел хоть немного платежеспособным. Звучит не очень правдоподобно. Уайльд сейчас с ним разговаривает. Мне эта история не нравится. Морфий пришел от Папендейков, об этом нельзя забывать.

— Что?

— Весь морфий, который мы обнаружили, принадлежал мисс Валентайн Феррис. Я же рассказывал в прошлый раз, сэр. Нет никаких свидетельств тому, что у Адамсон было еще что-то. Уайльд склонен верить тому, что мисс Феррис его подбросили. Его люди сейчас разыскивают женщину, которую уволили по подозрению в той истории. Ему показалось знакомым ее имя.

— Понятно, — с неудовольствием произнес Оутс. — Тогда возвращаемся к богачам.

— Именно. Алиби Ламинова не кажется мне убедительным. Он большая шишка, между прочим. Так, у меня все записано, сверьте со своими записями, пожалуйста. 18:15 — уехал из «Цезарева двора». 18:35 — коктейльный бар в «Савое». 19:40 — ресторан «Тюльпан». 20:50 — «Микки Маус» в театре «Татлер» (один). Около 23:00 — «Белая императрица». 4:30 — уехал из «Белой императрицы» в «Цезарев двор» на такси. Имеется в виду клуб «Белая императрица» на Графтон-стрит.

— Знаю. Там собираются все богатые иностранцы. И ни одного надежного свидетеля?

— Ни одного, — сурово сказал Паллен. — Все они друг о друге готовы что угодно наговорить.

— Могу себе представить. Но все равно надо всех опросить.

— Я как раз туда собирался. Позвоню вам в половине третьего. До свидания, сэр.

По странному совпадению Гайоги Ламинов позвонил Матвею Куйминову, управляющему «Белой императрицей», как раз в тот момент, когда двое полицейских проверяли его алиби. Ламинов был обеспокоен — но по другому вопросу.

— Матвей, у тебя в холле стоят золотые клетки в виде корзинок с птицами. Будь другом, скажи, где ты их достал? Они просто очаровательны.

Куйминов был рад помочь. Он сообщил имя поставщика канареек и рассказал, что его компания частично владеет компанией по производству клеток.

— Я их отлично знаю, ваше превосходительство. С ними нелегко иметь дело, но если вам нужны птицы, я могу вам все устроить.

— Если тебя не затруднит, Матвей. Было бы очень мило с твоей стороны. Был бы тебе признателен, — сказал Гайоги, тщательно маскируя ироническую нотку в голосе. — Не мог бы ты раздобыть мне шестьдесят клеток, в каждой из которых было бы по паре птичек? Мне они нужны к тридцатому числу.

— Шестьдесят?

— Да. Я сейчас прошел по обеденному залу — не главному, а маленькому, тому, что в саду, и меня опечалило это зрелище. Там мрачно, Матвей. Практически уныло. Мне хочется, чтобы все здесь было ярко и радостно, и я подумал, что клетки с птичками на каждом столе будут отлично смотреться. Что скажешь?

Матвей рассмеялся.

— Не очень-то это практично, — заметил он. — Они вам быстро прискучат.

— Разумеется. Тогда я от них избавлюсь. Но до того они будут меня радовать. Шестьдесят клеток к тридцатому числу. Не подведешь меня? И скажи, чтобы прислали мальчика присматривать за птицами. Устроишь?

— Конечно. Вы невероятный человек.

— Вовсе нет, — заразительно рассмеялся Гайоги. — Просто мне было грустно. А теперь мне весело.

Как и было условлено, мистер Лагг позвонил мистеру Кэмпиону. Последний в тот момент находился в частном кабинете клуба «Вареная сова», а мистер Лагг сидел в маленькой подвальной комнате, которая выглядела так, будто какой-то недальновидный строитель возвел четыре стены вокруг цыганского табора.

— По нулям, дружище, — низкий печальный голос мистера Лагга перекрыл царящий вокруг него обезьяний гвалт. — От Наппа никакой пользы. Тосс мотает срок, так что ничем не может нам помочь, бедняга. Я был у Уолкиса, Бена и заглянул к «Кончи Льюису». По нулям.

— А у мисс Кинг ты был?

— Был. Еле ноги унес. Если мистер Тюк прослышит, с кем я якшаюсь, он меня и знать не захочет. Я тут в грязи копаюсь, ясно? Все были мне очень рады. Прямо как в старые добрые времена.

— Это, должно быть, приятно. О деле не забывай.

— Да не забываю я. Вот вся ваша благодарность! Я тут вожусь в дерьме, о котором уже давно позабыл, и ради чего, спрашивается? У вас что-нибудь получилось?