Читать книгу - "Мейси Доббс. Одного поля ягоды - Жаклин Уинспир"

Теплым днем в конце сентября Мейси вылезла из «эм-джи» и взглянула на фасад впечатляющего георгианского здания в Ричмонде. Две греческие колонны высились по бокам ступеней, ведущих к массивным дубовым дверям главного входа. Когда-то это был величественный особняк с садом, спускавшимся к Темзе в том месте, где река расширялась на своем пути от деревни Тем в Оксфордшире, родившись там из земли маленьким ручейком. От Ричмонда Темза неслась к Лондону, пересекала город и потом впадала в море, где пресная и соленая воды встречались в кружащемся водовороте. Мейси любила смотреть на эту реку. Глядя на воду, можно обрести спокойствие. А Мейси хотела оставаться спокойной. Чтобы овладеть собой, она дошла до реки и вернулась обратно.

Дело «Укрытия» пришло к завершению. Дженкинс находился в Брод муре, под замком, вместе с теми, кто считался психически больным и опасным. Арчи и остальных соучастников преступлений Дженкинса в «Укрытии» тоже поместили в лечебные учреждения, где они находили какую-то меру сочувствия и утешения. Со временем их должны были выпустить. Другие обитатели «Укрытия» вернулись к семьям или к одинокой жизни, кое-кто обрел новое понимание.

Билли Бил нашел, что слава его не радует, что ему достаточно ежедневно заниматься своим делом, хотя если человек нуждался в помощи, обращаться ему следовало к Билли Билу.

— Само собой, жена не против получить немного побольше, когда ходит к этому скряге-мяснику за хорошим куском баранины, и внимание вызывает у нее улыбку. А мне это ни к чему. Я не такой важный человек, чтобы меня узнавали на улице.

Мейси смеялась, выслушивая ежедневные рассказы Билли о последних неожиданных встречах, происходивших в результате того, что он был героем событий в «Укрытий». Он руководил расстановкой мебели в ее новой конторе, переместившейся в просторную комнату на втором этаже большого здания на Фицрой-сквер. Уступив наконец настойчивым требованиям леди Роуэн, Мейси теперь собиралась жить в своих комнатах в доме Комптонов в Белгравии.

— Послушай, дорогая моя, мы с Джулианом решили проводить большую часть времени в Челстоне. Разумеется, будем приезжать на светский сезон, в театр и так далее. Но в Кенте гораздо спокойнее, ты не находишь?

— Видите ли, леди Роуэн…

— О да, думаю, тебе было там не так уж спокойно. — Леди Роуэн засмеялась и продолжила: — В общем, раз Джеймс отправляется в Канаду, чтобы снова заботиться о своих деловых интересах — слава Богу! — дом останется почти пустым. Естественно, здесь будет минимальный штат прислуги. Мейси, я настаиваю, чтобы ты заняла жилые комнаты на третьем этаже. Собственно говоря, мне это нужно.

В конце концов Мейси согласилась. Несмотря на то что ее сыскная контора входила в разряд респектабельных, Билли теперь работал у нее, и деньги, сэкономленные на оплате за квартиру, пойдут ему в качестве зарплаты.

По рекомендации Мориса Мейси посетила все значимые в деле «Укрытия» места. Во время ученичества она поняла важность этого ритуала. Он требовался не только чтобы обеспечить точность записей, которые будут храниться в архиве для справок, но и для того, что Морис называл «отчетом перед собой». Это позволяло с новой энергией начать работу над очередным делом.

Мейси еще раз прошлась по Мекленбург-сквер, хотя встречи с Селией Дейвенхем не искала. После событий в «Укрытии» она получила от Селии письмо, так как эта новость стала сенсационной. Селия не упоминала о том, что Мейси представилась под вымышленной фамилией, но благодарила за то, что помогла успокоить память о Винсенте.

Она выпила чаю в универмаге «Фортнум энд Мейсон», на кладбище Нетер-Грин положила свежие маргаритки на могилы Винсента и его соседа Дональда, остановилась поговорить с кладбищенским рабочим, сын которого лежал в том месте, откуда видны проходящие поезда.

Мейси съездила на машине в Кент в начале сентября, когда острый аромат сухого хмеля еще держится в теплом воздухе бабьего лета. Ей навстречу двигались грузовики и открытые автобусы, везущие обратно в лондонский Ист-Энд семьи после ежегодной вылазки на сбор хмеля, и Мейси улыбалась, слыша разносимые ветерком звуки старых песен. Нет ничего лучше совместного пения, чтобы скоротать долгую дорогу.

Мейси поставила машину у зловещих железных ворот и посмотрела теперь уже не на цветы у обочины, а на кроваво-красные плоды шиповника на стене. «Укрытие» было заперто. На воротах висели толстые цепи, и табличка со значком кентской полиции гласила, что вход воспрещен.

Поскольку расследование дало ее воспоминаниям новую жизнь, они стали частью ее отчета перед собой. Мейси написала Присцилле, живущей теперь с мужем и тремя сыновьями на юге Франции, причем каждый мальчик носил среднее имя одного из дядей, которых никогда не увидит; знаменитому американскому хирургу Чарлзу Хейдену и его семье; Айрис, живущей в Девоне вместе с матерью. Подобно многим молодым женщинам, ставшим совершеннолетними в 1914–1918 годах, Айрис оставалась незамужней — ее возлюбленный погиб на войне. В письмах Мейси не рассказывала историю «Укрытия», только сообщала адресатам, что здорова и часто думает о них.