Читать книгу - "Эффект предвидения - Надежда и Николай Зорины"

– Прости, но свет придется выключить. На всякий случай.

Кончился свет. Темнота. Зачем он выключил свет? Возится с замком. Здесь, оказывается, не только есть дверь, но и дверь с замком. Он снова ее закрывает? Оставляет одну? В темноте, в душной, глухой, мягкой комнате? Ну уж нет, пусть лучше убьет, только не оставляет здесь!

– Подождите! Не уходите. Вернитесь, пожалуйста! – Аня бросилась туда, где только что стоял мужчина.

– Тише! Не кричи! – Он с силой толкнул ее, опрокинул на пол, зажал рот. – Тише, тише, услышат. Они пришли за мной, но я им не дамся. Впрочем, – он вдруг отпустил ее, – звук отсюда совершенно не слышен.

Он не ушел. Слава богу, он не ушел.

Он не ушел, остался, чтобы ее убить.

Откатился, дышит тяжело, видно, готовится к новому прыжку, окончательному, смертельному прыжку, для нее смертельному.

Аня сжалась в комок, прикрыла голову руками, зажмурилась.

Ну давай, ну давай, скорей уж.

Замер, затаился где-то, дыхание стало ровнее и тише. Выжидает чего-то. Боится тех, кто звонил в дверь?

Совсем затих, дыхания не слышно. Что он там делает?

Дыхания не слышно, но слышен запах. Запах пота, резкий, удушливый. Он тоже боится. Почему он так долго молчит. Почему ничего не делает?

Темнота, тишина, если бы не запах, все было бы как тогда, когда его здесь не было.

– Они за мной пришли, но я им не дамся, – снова заговорил мужчина. От неожиданного звука его голоса Аня вздрогнула. – Они пришли, потому что узнали. Раньше меня узнали, иначе не успели бы прийти уже сейчас.

– Кто узнал? О чем узнали?

– Она лежит в комнате, вон там, за стеной. Я не хотел ее убивать, я ее очень любил. Ту, другую, я ненавидел, а ее любил. Это она меня спасла, она забрала меня из интерната, она убедила, что я не убийца, что я не сумасшедший. Я любил ее, очень любил. Эту комнату тоже она придумала, мы ее сделали вместе. Чтобы они ни о чем не догадались. А та, другая, моя бывшая мать, которую я когда-то убил (я не знаю, убил я ее или нет, Ольга говорила, что нет, не мог убить, но я помню, помню: жаркий день в конце мая, духи, пистолет, запах тополя, запах кожи, толстой, коричневой кожи, в которой был пистолет, выстрел, страшный крик, мама падает, корчится на полу… я, наверное, все же ее тогда убил), так вот та, другая, явилась и хотела меня погубить, рассказать всем, что я сумасшедший. А я не сумасшедший – эти приступы не в счет. Так время от времени со всеми бывает, мне Ольга говорила. Из-за нее я убил Ольгу, и всех их убил, и тебя тоже хотел убить. А Ольги тогда не было в городе, она уехала, а эта явилась. Если бы Ольга была, она бы нашла выход, но ее не было, не было. Мне пришлось их убить. А потом и Ольгу, потому что она не простила мне, что я их убил. Хотела вызвать милицию. Я ударил ее. Я не знал, что убил. Я не хотел ее убивать, я просто ударил, когда она к телефону пошла. А она упала и… Я пытался ее оживить. Нашатырь никак не находился, стакан разбился, вода пролилась…

Я не знаю, что было потом, наверное, со мной приключился припадок. Но это не болезнь, так бывает у всех, время от времени. Эту комнату придумала Ольга, придумала на случай припадков. Мы с ней всегда знали, когда он приближается. Я тогда заходил в эту комнату, и никто ничего не слышал, а иначе бы точно решили, что я сумасшедший. А она меня выдать хотела, моя бывшая мать, наверное, я ее все же не убил, Ольга права. Она явилась, чтобы меня выдать, чтобы всем рассказать, что я сумасшедший, что когда-то я стрелял в собственную мать, а потом жил в интернате для умственно неполноценных.

Я Ольгу убил, она там, за стеной. Я не хотел ее убивать. Я просто ударил. Мне не удалось ее оживить, потому что разбился стакан. И нашатырь не нашелся. И припадок.

А потом я очутился в каком-то лесочке, было светло. Я думал, что вечер, а оказалось утро. Я очень замерз, ноги совсем затекли. Я поднялся, походил немного, чтобы ноги размять и погреться, и тут вспомнил, что Ольгу убил.

Я убил Ольгу! Я не хотел ее убивать! Я ее так любил. Она меня спасла, а я ее убил. Потому что она тоже хотела меня погубить, милицию вызвать. А теперь они сами пришли за мной, но я им не дамся, не дамся. Мы здесь будем сидеть, им никогда не найти эту комнату. Тебя убивать я не буду. Потому что… Смерть ничего не решает. И потому что… я не готов тебя убивать, я не думал тебя убивать, когда шел сюда, я вообще не знал, что ты в этой, моей, комнате, ведь это моя комната, только моя, Ольга не должна была приводить тебя сюда, это предательство. Я не буду тебя убивать – я убил Ольгу. Они потому и пришли, что я убил Ольгу. Как тогда ту, другую.

Это она, моя первая мать, сделала меня сумасшедшим! Это она родила меня сумасшедшим! А потом…

Мне было пять лет. Жара стояла страшная. Мы жили не здесь, в другом городе. Окна были открыты настежь. Тополь мучительно пах. Мама держала в руке духи – маленький флакончик в кожаном футляре, половина окрашена черным, половина красным. Они так и назывались – «Красное и черное». Это он подарил маме эти духи. Я его ненавидел. Он всегда приходил вечером и тошнотворно пах коричневой кожей – там у него хранился пистолет. Он к маме приходил, а я его ненавидел, хоть он и пытался ко мне подмазаться: давал подержать пистолет, показывал, как вытаскивать его из коричневой кожи, как заряжать. Пистолет был ужасно тяжелый, а затвор такой тугой!

Было жарко, невыносимо жарко. Мне только исполнилось пять лет. Мама держала в руке духи и что-то громко говорила. Я не помню, кому она громко, зло говорила – ему или мне. Ярко-красные губы быстро шевелились. Запахи – тополь, духи, кожа – смешались и сводили с ума, и голос, громкий и злой ее голос, мучил. Так бывает перед припадком, когда запахи и звуки ужасно действуют на нервы, от них тошнит и болит голова.

А потом… Я не помню, что было потом. Помню начало и помню конец, середина совершенно выпущена. Я не знаю, что было потом. Помню только, что было после «потом».

Было душно и много народу. Мама корчилась на полу. Он кричал: «Ты убил свою мать!»

И в интернате, спустя сколько-то времени, меня отправили в интернат, так все говорили: «Ты убил свою мать!» Только Ольга не говорила, Ольга спасла, забрала меня из интерната, через много лет после того она приехала и забрала. И сказала, что я не убийца.

Я убийца, убийца. Я убил Ольгу. Я мать свою убил. Я Светлану убил. Я подругу твою Ирину убил и ее прихвостня, не знаю, как его зовут.

– Ирину? Ты убил Ирину? Господи!

– Вы хотели меня погубить. Она, моя мать, вас наняла, чтобы меня погубить. Я следил за вами.

– Никто меня не нанимал, ты действительно сумасшедший. Зачем, зачем ты убил Ирину?

– Ты и она – вы были главные свидетели. Вам она успела уже все рассказать.

– Кто она? Что рассказать?

– Моя мать. Она приходила к тебе, она поселилась в квартире под вашей квартирой.

– Старуха?! Твоя мать – эта черная старуха?