Читать книгу - "Опасные гастроли - Далия Трускиновская"

— Я должен рассказать о конокраде и добиться, чтобы его схватили. Мой Ваня лежит полумертвый. А если этот конокрад впридачу убил итальянца, который пытался его задержать или хотя бы просто признал? Ведь он, когда лошади де Баха стояли в Симеоновском цирке, приходил на них смотреть, его могли запомнить.

— Чтобы схватить его, полиция не требуется, — сказал Яшка. — Вы, сударь, с господином Морозовым меня в двенадцатом году и от смерти, и от бесчестья спасли. Я теперь в русской Риге не последний купец. А был бы — тьфу, кабы не вы. Может, к мошенникам бы прибился. Может, на дне Двины с камнем на шее лежал. Так вот — коли я молодцов собрать вздумаю, многие рады будут мне послужить. А молодцы у нас крепкие. С шестипудовым мешком на плечах бегают! Надо — струги из Риги в море выводят и Шлокским каналом в Курземскую Аю до самой Митавы гонят, и обратно. Ко мне на двор воры не лазят не потому, что заборы высокие да кобели злые. Пусть бы вовсе того забора не было! Я свой ради девок поставил — нехорошо, чтобы на девок и баб чужие таращились. Потому не лазят, что я вот гаркну ночью: «Воры!» — а ко мне с каждого двора по два, по три молодца выскочат, пусть босиком да распояской, зато с палками, а кто и с ружьем. Так бока намнут — в управу благочиния везти не придется, а сразу на кладбище. Да и что нам та управа благочиния?

— Яков Агафонович, ты такие бунтарские разговоры брось, — как можно строже сказал я.

— Какие ж бунтарские? У нас тут есть полицейская часть, но это так — для географии, — усмехнулся он. — Всякий про себя говорит — живу, мол, в такой-то части, а мы чем хуже? И наша денежка не щербата! А на деле полицейские для нас — как пустое место, в наши дела не суются. Своих воров мы ловим сами, и про это все знают. А воры на Московский форштадт вечно зубы острят — мы-то люди не нищие. А коли кто обнищает — пожалуйте в богаделенку! Да у нас купечество не только богадельню — и больницу содержит, и сиротский приют, и школу для парнишек. Нас в Московском форштадте — восемь тысяч христиан древлего благочестия, разве не сила? Да еще православные, мы с ними не грыземся, как при Никоне, а ладим. Так что мы уж наловчились партизанскую войну вести…

— Яша, ты что затеял? — с тревогой спросил я.

— Ничего особого — а пошлю молодцов в Берг, добывать твоего Платона Васильевича.

— Его там, поди, уже нет! После того, как Кларисса увела липпицианов, он вряд ли там остался — разве что уж вовсе несуразный дурак!

— Дурак он или нет — это мы как раз узнаем. Вы ничего не предпринимайте, Алексей Дмитрич, пока молодцы не вернутся. Гаврюша, поведешь дивизию?

Гаврюша широко улыбнулся. И я понял, что судьба бедного конокрада решена — этот его из-под земли выкопает!

Я хотел было еще поспорить — но посмотрел на Яшку и понял, что доводы рассудка тут бесполезны. Передо мной стоял матерый купчина, в том самом возрасте, когда седина — в бороду, а бес — в ребро, и он непременно хотел показать мне, да и себе самому, пожалуй, кто в этом городе хозяин.

— Те, кто сидят в Рижском замке, особливо когда там нет губернатора, и те, кто сидят в управе благочиния, — тьфу! — так говорил взгляд его пронзительных черных глаз. — Это все Рига немецкая, это колбасники с аптекарями. А мы тут — Рига русская, Московский форштадт. Пока они бумажки со стола на стол переносят с умным видом, мы дело делаем. И вот сейчас ты, любезный мой давний приятель, в сем убедишься!

Так же глядел и Гаврюша.

— Как мой хозяин решит, так я и поступлю! — без слов говорило его худое лицо с молодой рыжеватой бородкой, с приподнятыми уголками тонкогубого рта. — Велит — пойду усадьбу Крюднера штурмовать. Велит — на кораблях поплыву, с голландскими и французскими купцами договорюсь, а то и с португальскими, и с английскими, и с американскими. И сам купцом стану, свои лавки открою! Колбасники с аптекарями ко мне на поклон прибегут в Московский форштадт! Вот только бы Яков Агафонович меня старшим приказчиком поставил!..

— Я с вами, — стараясь сохранять серьезность на лице, — сказал я. — Я все-таки флотский, военный человек, на абордаж хаживал. Только зайду в трактир — где-то там в баулах упрятан портрет Платона Васильевича, а где — один Свечкин знает…

— Если только девка не водит вас за нос и не подсунула вам какую-то другую образину, — здраво заметил Яшка. — Нет уж, молодцы сами управятся. Они понимают по-латышски и сумеют расспросить тамошних крестьян. А вы ступайте лучше, Алексей Дмитрич, в трактир. Полагаю, к рассвету могут быть известия…

Пришлось согласиться.

Но, бредя в одиночестве к трактиру, где ждали меня Свечкин и Ваня, я вновь и вновь припоминал свой разговор с мисс Бетти — до того, как мы взялись переводить Шекспира, и после того.

Я ведь поверил ей. Не потому, что она оправдывалась, не потому, что привела доводы, а просто необъяснимым образом поверил. И вот сейчас выходило, что все ее пылкие речи были враньем. Хотя казалось мне странным, что нож, которым убили итальянца, был похищен уже после того, как мы с Гаврюшей доставили мисс Бетти на Гертрудинскую, но где доказательства, что у нее не было в цирке сообщника или даже сообщницы. Да и про сам нож я, кажется, только от нее и знал.

Она помогла мне найти Ваню — но случайно ли это получилось, или она была твердо уверена, что Ваня ничего не знает об убийстве?

В таких печальных и запутанных размышлениях я дошел до трактира. Свечкин с помывкой Вани справился, его грязное исподнее выкинул, даже не попытавшись отстирать (оно действительно было в ужасном виде и воняло), а от меня потребовал денег на новую одежду для мальчика.

— Купи несколько пар хорошего исподнего, — велел я ему. — И поспрашивай, где тут можно недорого взять Ване обувь и одежду. Сдается, цены в Риге не столь безумны, как в столице. Увидишь хорошую зимнюю одежду — тоже бери.

— Хотите оставить дитя при себе? — догадался он.

— Да, брат Свечкин. Обзаведусь хоть такой семьей.

— Жениться вам, барин, надо…

— Пошел вон! — заорал я. И потом, когда дверь хлопнула, изругал себя за несдержанность.

Хуже нет, как сидеть одному в комнате и думать о непонятных вещах. Я рассуждал: даже если изловить того осанистого господина, что сбил моего племянника с толку, так ведь он лекаря не заменит, Ване оттого легче не станет. И не все ли мне равно, кто зарезал наездника-итальянца? Мое дело сделано — осталось подождать, чтобы Ваня поправился, и везти его в Кронштадт. У меня там хорошо, хоть и ветрено, и места для прогулок отменные. Там я найду ему хороших учителей, подготовлю в штурманское училище. Человеком сделаю…

Но будет ли совесть моя чиста?

Эта авантюристка, чтобы не сказать хуже, пыталась соблазнить меня; она, возможно, убила своего любовника, а теперь всячески пытается себя обелить; и все же…

Есть вещи, в которых самому себе вовек не признаешься, а разве что спьяну чужим людям. Вот и все, что связано с мисс Бетти, было такого разбора — оставалось лишь просить Яшку, чтобы напоил меня до положения риз и выслушал всю мою ахинею.