Читать книгу - "Блудный сын - Колин Маккалоу"

В пятом тюбике тоже нашлась ампула, но сломанная надвое и пустая; в шестом обнаружилась картонная трубка со свернутым внутри листочком бумаги.

Листок бумаги представлял собой послание, отпечатанное на старенькой печатной машинке с выцветшей красящей лентой. Оно гласило:

«Маленький подарок от доброжелателя. Надломите стеклянную головку и вылейте жидкость в напиток. Не имеет вкуса, даже в воде. Достаточно для убийства двух человек».

— Даты нет, — сказал Донни, сворачивая листок обратно, его руки были облачены в перчатки. — Интересно, когда Уда ее получила?

— Полагаю, перед смертью Джона Холла, — ответил Эйб. — Все было тщательно спрятано, без спешки.

— У кого есть старая печатная машинка? — спросил Тони.

— Никто не знает, да мы никогда и не найдем, — уверенно ответил Эйб. — Она наверняка находится у человека, не имеющего никакого отношения к делу. — Он расправил плечи. — Пора разыскать Кармайна.

Кармайн вернулся с Эйбом, чтобы рассмотреть находку.

— Что ж, это серьезная улика, — сказал он. — И ты можешь закрыть дело по убийству Эмили Танбалл. Займешься?

— Если в полной ампуле тетродотоксин, а в пустой — его следы, думаю, окружной прокурор поддержит обвинение Уды в убийстве Эмили. Ты знаешь Хорри лучше меня, Кармайн, но мне так кажется.

— Ты прав. Хорри обвинит Уду в смерти Эмили Танбалл, но не Джона Холла. Если в ампуле одна доза для приема внутрь — держу пари, так и есть, — то у нас как раз случай Эмили. Единственная проблема в том, что обвиняемой должна быть Давина, а не Уда.

— Верно! — Эйб издал сухой смешок. — И получается, что полиция подрывает возможные шансы на успех обвинения. Мы не можем обвинить не ту женщину.

— Чего я не понимаю, — встрял Донни, — так это зачем Уда хранила улики. Вот почему я не думаю на Давину — та слишком умна, чтобы спрятать такую улику дома, даже если совершила глупость, сохранив ее. В здании «Имаджинекса» было бы безопасней. И к чему такая кропотливая работа с тюбиками из — под краски? Прозрачную бесцветную жидкость можно было бы спрятать и на виду.

— Предположим, раствор нужно безопасно извлечь из ампулы, — начал Кармайн. — Не всякая женщина на такое отважится. Это — не их яд. Какой — нибудь растительный алкалоид подошел бы им больше. А этот? Нет.

— Судя по всему, раствор после разведения не трогали, — добавил Эйб. — Наш вдохновитель не доверял женщинам изготовление, он сразу послал раствор. Не думаю, что его волновали временные рамки использования, он просто перестраховался на тот случай, если сестрам Савович будет предъявлено обвинение в убийстве — вот желанный им результат.

— Согласен, — сказал Кармайн.

Эйб вздохнул.

— Я арестую Уду за убийство Эмили Танбалл. Мы будем возражать против временного освобождения под залог?

— А ты что думаешь, Эйб?

— Напротив. Попросит временного освобождения, и возникнут слухи, что нам все равно до других убийств у Танбаллов. Залог должен быть в разумных пределах.

— Тогда завтра утром арестуем ее и предъявим обвинение в убийстве.

16 января 1969 года, четверг

Семейство Танбалл как раз завтракало, когда к ним приехал Эйб Голдберг в сопровождении полицейской машины с женщиной — полицейским на заднем сиденье. Заявившая о своей невиновности на ломаном английском, который от волнения становился только хуже, Уда Савович была усажена в машину и увезена в участок, одинокая, закованная в наручники.

— Полагаю, вы найдете адвоката, который сможет подать прошение об освобождении под залог, после того как ей сегодня предъявят обвинение. Вы можете сами убедиться, что мы задержали ее должным образом.

— Вы очень предупредительны, лейтенант, — сказал вмиг посеревший Макс.

— Не совсем так, сэр. Я прекрасно понимаю, что подобные новости вгоняют в ступор и сейчас вы можете не вполне осознавать, как следует поступить. — Эйб кивнул головой, откланиваясь, сел в машину и уехал.

— Савович? — обратился Макс к пораженной Дави — не. — Он назвал ее Савович?

— Она — моя сестра — близнец, — ответила Давина, вновь обретя власть над ногами, и отправилась в детскую. Что она будет делать без Уды? Есть ли еще разведенная смесь в холодильнике?

В детской Давину встретил голодный и капризный Алексис — его обычный порядок дня нарушился, и он уже скучал по Уде. Она зло сверкнула глазами на Макса, который невольно отпрянул из — за ее взгляда. На какое — то время Давина забыла про него и даже не слышала издаваемого младенцем шума, полностью сконцентрировавшись на обрушившемся несчастье. «О, Уда, Уда, какая же ты дура! Я приказывала тебе от всего избавиться, но ты явно этого не сделала! И сообразительные полицейские нашли яд в твоих вещах… Что мне делать, что делать?»

Память отбросила Давину в прошлое, где они снова были двумя умирающими от голода девочками, бегущими в добрый край, где власть мужчин не столь жестока, а в реальности… Всегда заботиться об Уде, всегда думать, что та сделает, как приступит к выполнению своих задач, которые и состояли в том, чтобы поддерживать тепло, безопасность, роскошь и развивать карьеру. Без Уды Вина совершенно беспомощна, без Уды она лишь — полчеловека. Сейчас Уде грозит тюрьма, и никак нельзя допустить, чтобы это случилось. Чез Держински, этот дьявол и одновременно извращенный ангел: он мучил Уду, чтобы Давина выполняла его приказы, и в то же время одолжил денег на «Имаджинекс». Он оставил ее под контролем Эмили. Он рассказал Эмили свой секрет о Давине и Уде для большего контроля или из — за злобности своей натуры. Эмили знала слишком много, но, к счастью, предпочитала изъясняться намеками, а не фактами. Что ж, она одновременно и опасалась за Чеза, и хотела растоптать ее, Давину. Всегда такая загадочная, до тех последних завуалированных угроз, когда Эмили пришла в своем голубом платье и голубых туфлях, распинаясь, что знает — что? Только тогда она, Давина, пришла к ней в мастерскую, где из Эмили по капле сочился яд о Чезе и тех годах в Нью — Йорке. Воодушевляемая своими фигурками котов и лошадиных голов, новоявленный Микеланджело…

Испуганный Макс в недоумении смотрел на жену, младенец начал хныкать. Вот она, с проступившими в моменты слабости чертами той, старой Давины. Раздражение выплеснулось наружу.

— Не стой столбом! — рявкнула она на Макса. — Иди поищи в холодильнике смесь для Алексиса. Если она там есть, положи бутылочку в миску с горячей водой. Шевелись, Макс!

Он, спотыкаясь, пошел выполнять приказ и вернулся через пять минут с миской. Выхватив ее, Давина нашла полотенце, вынула бутылочку, вытерла насухо и попробовала содержимое — еще слишком холодное.

— Уда родилась уродливой, — начала она; Алексис продолжал хныкать у нее на коленках. — В таких старых семьях, как наша, такое частенько случается. Вот почему мы допускаем браки с чернокожими и китайцами — чтобы разбавить кровь. Я заботилась об Уде, которая отплачивала мне тяжелым трудом. Больше я у нее ничего не просила. Много лет назад, когда мы приехали в Соединенные Штаты, то договорились, что перед остальными людьми я буду обращаться с ней, как… как с грязью. Это позволило избежать долгих объяснений, которые мне теперь приходится тебе давать, но ничего не изменило.