Читать книгу - "Артур Конан Дойл. Долина Ужаса. Эдгар Уоллес. Совет юстиции - Эдгар Уоллес"

– Вчера вечером, – продолжил Старкье гробовым голосом, – состоялось тайное собрание комитета. – И ваше имя было поставлено на голосование.

У англичанина пересохло во рту.

– Решение было принято единогласно… – Старкье замолчал и посмотрел на женщину из Граца. Она невозмутимо стояла в стороне, сложив на груди руки. В отрешенном взгляде ее не было ни одобрения, ни осуждения. Бартоломью тоже бросил на нее стремительный взгляд и не увидел на ее лице ни жалости, ни злости. Это было лицо Судьбы, неумолимой, безжалостной, неизбежной. – Вам вынесен приговор, – произнес Старкье так тихо, что стоящий перед ним человек с трудом расслышал его слова. – Смерть…

Молниеносным движением руки он метнул нож…

– О Боже! – воскликнул Бартоломью и вмиг ослабевшими руками схватился за рукоятку торчавшего из груди ножа. Медленно он повалился на колени, к нему подошел Франсуа и нанес еще один выверенный удар.

Старкье снова посмотрел на девушку.

– Таков закон, – негромко произнес он, но она не ответила.

Глаза ее были устремлены на лежащую на полу фигуру, губы чуть дернулись.

– Нужно уходить отсюда, – прошептал Старкье.

Его немного трясло, потому что никогда раньше ему не приходилось убивать. Ревность и страх за свою жизнь заставили его взять на себя работу, которую раньше он всегда поручал другим.

– Кто живет в квартире напротив?

Он осторожно выглянул за дверь.

– Студент-химик, – ответила она спокойным голосом.

Старкье вздрогнул, потому что, после того как они с Франсуа обсудили ситуацию шепотом, ее голос показался ему чуть ли не резким криком.

– Тише! – прошипел он.

Он осторожно, стараясь ступать как можно тише, вернулся к тому месту, где лежало тело, обошел его стороной и опустил штору. Зачем он это сделал, он и сам не мог понять. После этого вернулся к двери и, поманив за собой остальных, мягко повернул ручку. При этом у него возникло странное ощущение, что ручка повернулась сама по себе или что кто-то с другой стороны повернул ее одновременно с ним.

В том, что это действительно было так, он убедился, когда дверь неожиданно резко распахнулась, заставив его отшатнуться. За ней неподвижно стоял человек. Из-за того что окно было закрыто шторой, в комнате стояла полутьма, и незваный гость, который замер в двери, не мог различить ничего, кроме неясных фигур тех, кто находился внутри.

Пока он стоял, к нему подошли еще трое и он быстро что-то сказал им на языке, который даже Старкье, сам неплохой лингвист, не смог опознать. Один из его компаньонов зашел в квартиру студента, а когда вышел, передал что-то стоящему в дверном проеме.

После этого мужчина один вошел в темную комнату и закрыл за собой дверь, но не совсем, поскольку за ним тянулось что-то вроде толстого шнура, что не позволяло двери закрыться до конца.

Старкье вновь обрел дар речи.

– Что вам нужно? – негромко произнес он.

– Бартоломью. Он вошел в эту комнату полчаса назад, – ответил спокойный голос.

– Он ушел, – сказал Старкье, присел и провел вокруг себя рукой, пытаясь в темноте найти мертвое тело – ему был нужен нож.

– Это ложь, – холодно отозвался неизвестный. – Ни он, ни вы, Рудольф Старкье, ни женщина из Граца, ни убийца Франсуа не выходили отсюда.

– Месье слишком много знает, – ровным голосом произнес Старкье и бесшумно шагнул вперед, водя перед собой ножом.

– Оставайтесь на месте, – предупредил неизвестный, и в тот же миг Старкье и молчавший Франсуа одновременно бросились на голос, нанося удар…

Страшная пронизывающая боль, которую испытали они в следующую секунду, на какое-то мгновение парализовала их. Расставленные в стороны жилы подключенного электрического кабеля, который неизвестный держал перед собой наподобие щита, выбили из руки Старкье нож. Франсуа, рухнув на пол, застонал.

– Неразумное решение, – произнес голос. – А вам, сударыня, лучше не двигаться, поверьте… Просто расскажите, что с Бартоломью.

Какое-то время в комнате было тихо…

– Он мертв, – произнесла женщина из Граца.

Она почувствовала, что неизвестный пошевелился.

– Он был предателем, поэтому мы убили его, – пытаясь сохранять спокойствие, продолжила она. – А как поступили бы вы, считающие себя судьями?

Ответа не последовало, но она услышала шуршание его пальцев, которыми он провел по стене.

– Хотите включить свет?.. Нам всем не хватает света, – недрогнувшим голосом, произнесла она и сама зажгла свет.

Он увидел девушку, стоящую рядом с телом того, кого она заманила в смертельную ловушку. Непокорную, уверенную, с презрительной усмешкой на устах и странным образом отстраненную от той трагедии, которую сама же и накликала.

Она увидела смуглого мужчину лет тридцати пяти, с глубокими серьезными глазами, широким лбом и аккуратной бородкой клинышком. Мужчину высокого роста, сила которого была видна в каждой черте его отлично сложенной фигуры и лица.

Девушка дерзко посмотрела ему в глаза, но под его властным взглядом опустила веки.

Мертвец, застывший на полу в неестественной позе, лежащий рядом с ним без сознания убийца, Старкье, в полубессознательном состоянии припавший спиной к стене, – все они, казалось, были настолько незначительными участниками этой драмы, что не заслуживали внимания.

– Вот вам свет, – произнесла девушка. – Не так просто нам в Красной сотне разгонять мрак отчаяния и помогать угнетенным…

– Приберегите речи для другого случая, – ледяным голосом прервал ее Манфред, и пренебрежение, которое она услышала в его голосе, обожгло ее, как удар хлыста. Впервые за все это время лицо ее загорелось, а глаза яростно вспыхнули.

– У вас плохие советчики, – продолжил Манфред. – Вы говорите о диктаторах и прогнившей монархии… Но кто вы сами, если не марионетка, которую заставляют действовать ложью и лестью? Или ваше желание, чтобы вас считали заговорщицей, эдакой Шарлоттой Корде, это всего лишь каприз, прихоть? Когда вас называют Принцессой революции, это тешит ваше тщеславие… Даже больше, чем если бы вас называли Прекрасной принцессой. – Он говорил, тщательно подбирая слова. – Но мужчины, такие как эти, – он кивнул на Старкье и Франсуа, – видят в вас только Прекрасную принцессу, а вовсе не женщину, способную вдохновлять на что-то избитыми фразами, и совсем не героическую патриотку, умеющую повести за собой пламенными речами. Для них вы – обычная женщина из плоти и крови. Красивая, желанная.

Все это было сказано по-немецки, и в словах его были такие тонкие оттенки смысла, которые невозможно передать в переводе. Он говорил уверенным, ровным голосом, лишенным каких бы то ни было чувств. Ему было нужно ранить ее, и ранить больно, и он понял, что достиг своей цели.