Читать книгу - "Дар царицы Савской. Абиссинское заклинание - Наталья Николаевна Александрова"

После первой уборки начерно я выбросила кое-что совсем уж бесполезное и взялась за Рому.

Я купила ему пару новых клетчатых рубашек, а также белье, подстригла волосы самолично, так как в парикмахерскую он пойти категорически отказался, и навсегда изгнала из его рациона пиццу и гамбургеры.

Рома ворчал, но в конце концов согласился. И признался мне нехотя, что обновленный внешний вид даже помог ему в работе, поскольку теперь заказчики перестали шарахаться от такого чучела.

После Ромы я с новыми силами принялась за квартиру. Очистила бывшую комнату родителей от мусора и приступила к платяному шкафу.

Открыть его помог сосед дядя Вася, который познакомился со мной внизу у подъезда.

Дядя Вася был тихий алкоголик с золотыми руками. После смерти жены он потихоньку опускался все ниже и ниже, но в относительно трезвом состоянии мог сделать что-то полезное.

Дверцы шкафа он открыл без труда, выпустив на свет тучу моли, так что я сложила все, что было в шкафу, в три мусорных мешка, и дядя Вася вынес их на помойку.

Я рассудила, что, если бы было в шкафу что-то ценное, родители Роме бы это не оставили.

После чего дядя Вася вернулся и разобрал шкаф по винтику, да еще и продал дубовые дверцы художнику, который держал мастерскую в соседнем доме на шестом этаже. Дома наши соприкасались, так что из своего большого окна он сделал дверь и мог выйти на крышу. Огородил пространство живописным заборчиком, поставил мангал и два шезлонга и летом прекрасно проводил время в промежутках между живописью. Прямо как на даче. А дверцы Роминого шкафа он расписал цветами и фантастическими птицами и продал одному дизайнеру, тот как раз оформлял новое арт-кафе.

Итак, после того как в комнате стало свободно, я обмела паутину на потолке, вымыла засаленный паркет и в самом углу нашла полочку с книжками. Книжки были детские, порванные, довольно старые, очевидно, в этом доме ничего не выбрасывали.

Мама тоже никогда не выбрасывала книги, говорила, что рука не поднимается, разве только совсем уж устаревшие учебники.

Я просмотрела книжки наскоро, и снова пронзило меня то же странное чувство — дежавю.

Андерсен, «Снежная королева». Я уже видела эту книжку! Причем именно эту — старую, выпущенную задолго до моего рождения. Эти очень знакомые рисунки… Вот на картинке девочка и мальчик смотрят друг на друга через открытые окна, а в ящиках цветут розы… Вот Снежная королева велит Каю сложить из ледяных кусочков слово «Вечность», а он совсем синий…

— Чьи книжки, — спросила я Рому, — твои?

— Это старье? — удивился он. — Да еще родительские, наверно…

К тому времени я уже выяснила, что книг Рома не читает. То есть читает в компьютере то, что нужно ему по работе. И еще слушает разные подкасты. Говорила уже, что Рома не совсем серый.

Но в детстве, наверное, все же что-то читал… А сейчас забыл.

Меня же мама приучила к книгам. Она считала, что если все будут читать бумажную классику, то можно спасти наш Великий и Могучий… ну, про это я уже говорила.

В общем, время шло, я занималась своими уроками и квартирой, а с Ромой мы вполне сносно существовали.

До тех пор, пока один мой ученик, которому Рома помог установить какую-то сложную компьютерную программу, не порекомендовал его своему отцу, владельцу крупной фирмы — разработчику программного обеспечения. И Рома согласился, поскольку там обещали очень приличные деньги.

И вот тут-то все и началось. К тому времени Рома похудел на моей диете килограммов на пятнадцать и выглядел неплохо. Прежде всего он отказался от шерстяных рубашек и трикотажных штанов, а купил себе приличные джинсы, пару свитеров и даже костюм.

К этому я отнеслась с пониманием и даже сводила его в свой салон, где Рому привели в приличный вид. Он даже посетил стоматолога, что до этого было делом неслыханным.

В первое время я радовалась такой метаморфозе, как и тому, что Рома теперь не торчит целыми днями дома и не требует калорийного четырехразового питания.

Дальше дело пошло хуже. Рома стал необыкновенно противным: раздражался по самому пустяковому поводу, устраивал мне классические выволочки по поводу недожаренных котлет и недоглаженных рубашек. Поначалу мне было смешно — это Рома, толстый неряшливый Рома! Когда он успел так перемениться? Потом это стало немного напрягать — ну, устает человек с непривычки, поменял работу, там другие требования, но я-то при чем?

А уж когда Рома стал откровенно хамить и меня оскорблять — тут я задумалась, не пора ли прекратить это безобразие. Что это, в самом деле, — «подай, принеси, ты — никто и звать никак, живешь в этой квартире из милости, да я могу выгнать тебя в любой момент…».

Правда, потом извинялся, когда есть хотел.

Когда-то, в самом начале нашего совместного житья, я шла по двору и увидела, что рядом с дядей Васей курит какой-то парень.

Пришлось остановиться, поскольку дядя Вася отвлек меня каким-то хозяйственным вопросом.

— Ты, что ли, с Пищиком теперь живешь? — спросил парень, внимательно оглядев меня.

Мне захотелось послать его подальше, но из-за дяди Васи было нельзя.

Парень был одет плоховато, небрит, и пахло от него потом и легким перегаром.

— Леня. — Он сунул мне грязноватую потную ладонь.

Или Веня, я не расслышала.

— Алена, — нехотя вымолвила я.

Полное мое имя Елена, но я его не люблю, так что Леной никогда не представляюсь. Мама звала меня Алей, в школе — Аленой.

— Мы с ним в школе вместе учились. — Парень блеснул глазами, и я уверилась, что та надпись возле Роминой двери имеет к парню самое прямое отношение.

Я не стала развивать эту тему и спрашивать, какой Рома был в школе. Этот Леня, или Веня, начнет болтать, потом попросит на пиво… Нет, такие приятели нам не нужны.

Я посмотрела очень выразительно: поношенная одежда, давно не мылся, днем торчит во дворе, стало быть, и работы приличной нет, а у Ромы своя квартира, хорошо оплачиваемая работа, девушка… Так кто же из них козел?

И ушла. А теперь вот думаю, что, может, этот Леня, или Веня, был прав? И люди не меняются? То есть как был в детстве козлом — так им и остался? Только притих, маскировался, а теперь вот просочилось…

В общем, я решила, что долго такое обращение не выдержу. И не настолько я люблю Рому, чтобы это терпеть. Жалко, конечно, квартиру, столько сил в нее вложила, и