Читать книгу - "У метро, у «Сокола» - Вячеслав Курицын"

Перевалов сначала что-то вяк-вяк, а потом схватился за голову. Осознал серьезность произошедшего. Еще и уделал его Фридман так, что на рожон лезть не хотелось – спина разламывалась. Ампулу не отрицает, дома, видимо, можно еще что-нибудь у него найти интересное. Где купил, правда, врет как сивый мерин: якобы у входа на ипподром гуляет часто кент в красной майке, у которого можно это дело купить, а как его зовут – неизвестно.

– День на день не приходится, – лепетал Геннадий Перевалов. – То он есть, то его нет, то на несколько месяцев пропадет, а то нате вам пожалуйста. Сегодня был с утра.

В общем, по этому пункту врал безбожно – боялся выдать источник. Про все остальное, в том числе про свои досуги в течение последних дней, говорил охотно. Не спросил даже, почему интересуют милицию вечер двадцатого (Гражданская) и день двадцать второго (Петровский парк), перечислил, с кем гулял в компании в ресторане в первую дату, а во вторую вообще отъезжал в Рязань, где, оказывается, состоит заочно в пищевом институте, и улаживал там по академическому отпуску.

А женщина вот эта на фотографии… Покровский показал фото, на котором Перевалов оказался заснят с Ольгой Аркадьевной, дочкой уцелевшей старушки с «Сокола». Перевалов сразу не сообразил. Незнакомая, не знаю… А, все ясно! Да-да, тоже у ипподрома. Гена увидел, что она выходит оттуда средь бела дня, какая-то необычная баба, и одета не как все. И Перевалов и предложил ей свои услуги, чтобы еще интереснее была одета. А она давай выговаривать: лоботряс, спекулянт, комсомолец ли, есть ли приводы в милицию… Еле ноги унес.

Правдоподобно. Странное, конечно, совпадение, но еще и не такие бывают.

Вывод: никаких ниточек к основному делу. Да, свинтили наркомана, помогли Рае Абаулиной избавиться от опасного ухажера… Что, конечно, в прямые обязанности Петровки не входит. Покровский вспомнил дурковатого откинувшегося или лжеоткинувшегося, болтавшего про кирпич, подумал, что можно закоротить напрямую:

– А такого-то знаешь?

Когда описали, оказалось, что знает.

– Чудак лопоухий, недавно тут, – сказал Перевалов. – Тезка мой, Генка. Он в соседнем доме от «Электроники»! Подкатывал к нам знакомиться, типа, дескать, хочет знать, что кто на районе. Хвастался принадлежностью… эта… к блатному миру. А видно, что шавка.

– Давно ты его видел в последний раз?

– Да я не засекал…

– Ну так сейчас засеки, – сказал Пирамидин. – Не засекал он… Защеканец.

– Ну… – с опаской покосился Геннадий Перевалов на Гогу Пирамидина. – Неделю, может и больше. Сначала он каждый день терся, а теперь…

Гога Пирамидин и Фридман повезли Перевалова на Петровку, Покровский, внутренне чертыхаясь, будучи уверенным в бессмысленности следа, пошел в указанный двор. Быстро выспросил, где живет лопоухий бритый Генка. У тетки с дядькой, Козловы фамилия. Похожи лицами, долго вместе живут. Генка, по их словам, сидел за баловство, хотя нет такой статьи в Уголовном кодексе. А было бы удобно. Любого можно упечь. Хотел же Сталин ввести статью «сам знает за что»; скопытился, не успел.

У матери Генки Козлова дома молодой пихарь, вот его сюда и отселили, а что, пусть живет, комната свободная. Парень он балбес, но неплохой. Неделю назад Генка поехал к другу на дачу побалбесничать, а куда – может и говорил, да разве все упомнишь.

Всего не упомнишь, бесспорно.

Можно прямо сейчас и сообщить Рае Абаулиной, если она на месте в ресторане, что Геннадий Перевалов ее в ближайшее время не побеспокоит. Двести двадцать четвертая статья в новой редакции – до трех лет, если без цели сбыта и в первый раз.

Заметил их издалека – Раю Абаулину, ее подругу с высветленными волосами, наверное, Седакову, и двух солидных мужчин в пиджаках в жару. Садились в «Жигули» модного вишневого цвета, с блестящими никелированными колпаками на колесах. Рая Абаулина веселая, задирает толстую ногу, толстячок с мерзейшей коленообразной лысиной придерживает ей дверцу.

Ладно.

Согласно первоначальному плану, он собирался за Сережкой Угловым заехать перед футболом, но Наташа еще вчера позвонила и настояла, что сама привезет Сережку, а пока будет идти матч, посидит с книгой в кафетерии или в парке.

Приехала красивая, накрашенная, в клетчатых самошвейных брюках-клеш, в серой блузке. Клетка на брюках большая, желто-красная. Книга не видно какая, обернута в желтую бумагу.

Прекрасно выглядит, особенно для своей ситуации. Да, зубы, на вкус Покровского, великоваты, или это называется «заячья губа»… Не то что зубы великоваты, просто губа высоко, вот их и видно чрезмерно. Бывают у каждого свои пунктики. Многие считали Наташу красоткой, Покровского она – в силу зубов этих – как раз бы и не прельстила. Но кого-то, конечно, очень даже прельстит. Важно, чтобы не застряла в трауре, не потеряла годы… Тьфу ты, кто его просит лезть, не лезть даже… Ведь это все только внутри у Покровского, рассуждения. Ладно бы еще лезть.

Вон вдалеке и пацаны, уже вместе. Вадик опознал Митяя и Сеньку или они его опознали, Вадик показывает им свою тетрадь с записями и вырезками.

Пошли к стадиону. Народу много, «Динамо» сейчас аншлаг собирает. Праздничное настроение, запах шашлыка, милицейский оркестр играет в Милицейской аллее.

Покровский думал, легко ли сойдется домашний мальчик с чужими, но Вадик уверенно общается, захватил, несмотря на численное меньшинство, инициативу, рассказывает про турнирную таблицу. И Сережку маленького вовлекает, спросил, за кого тот болеет. Сережка не смутился, сказал, что за «Динамо». Их двое нынче за «Динамо», Сережка и Покровский. Вадик всегда за «Торпедо», а пацаны с «Сокола» вообще-то за ЦСКА, значит, против «Динамо», то есть сегодня будут тоже за «Торпедо». Два болельщика в толпе, синхронно оглянувшись, достали из кармана по чекушке, содрали пробки, чокнулись чекушками и выпили их винтом, один заметно быстрее другого; весело им будет на матче. Чекушки в урну, культурно. Сенька рассказывает, что ему гланды вырезали на той неделе.

– А что, правда, когда гланды вырезают, мороженое потом дают? – взволнованно спросил Сережка Углов.

– Правда!

– Ништяк! – воодушевились Вадик и Митяй.

– Медсестра принесла в штуке такой…

– Креманка называется, – сказал Покровский.

И увидел совсем вблизи от себя Бадаева, тот быстро нес, лавируя меж болельщиков, две картонные тарелки, между которыми был зажат шашлык, несколько порций.

– Николай Борисович, – поспешил к нему Покровский, – такая удачная встреча.

– Здравствуйте, – нахмурился Бадаев, не хотел останавливаться.

– У меня к вам буквально один вопрос, – Покровский все же блокировал ему дорогу. – Скажите, вы были девятнадцатого мая поздно вечером в Чуксином тупике? Это за станцией «Гражданская».

– А-а-а…

– А отношение к нашему делу такое, что оттуда кирпич принесли, которым убили Кроевскую-то. Вы же знаете, что ее кирпичом? Не помню, я вам говорил или вы сами знаете. А ведь как-то попал кирпич от Тимирязевского парка в Петровский!