Читать книгу - "Красный свет - Т. Джефферсон Паркер"

– Это выставляет его в невыгодном свете.

– Это правильная линия поведения, если он виновен.

– А он виновен?

– Черт возьми, Эван, очень похоже на то!

О'Брайен посмотрел на могилу.

– Что ты обнаружила?

– Ничего.

– Кто-то обнаружил. Если устраивается допрос до получения ордера на обыск, то нужно знать, какими будут результаты обыска. Что ты нашла?

– Пока не могу сказать.

– Говорят, около часа назад ордер получен по факсу.

– Тогда ты увидишь его до конца рабочего дня.

– Если Джиллиам позволит мне работать в моей лаборатории.

– Это ему решать.

Эван повозил по траве носком ботинка.

– Я хотел бы знать, что Саморра отыскал в доме Уиттакер. Отпечатки пальцев, какие-то нитки? Если я приближаюсь на двадцать футов к нему, он так сверкает глазами, словно я застрелил его собаку.

– Эван, я не вправе это обсуждать. Но могу сказать, что в кухне Уиттакер как будто бы происходила борьба. Помнишь? Выдвинутые ящики, согнутые полозья. Саморра решил заняться этим. Беда в том, что он сообщил Джиллиаму о том, что обнаружил. Джиллиама это разозлило. Я даже не знаю, будет ли эта находка иметь значение, когда с Майком все решат.

– Она имела такое значение, что всю лабораторию закрыли. Я не против: чем меньше там людей, тем лучше. Но когда Джиллиам начинает смотреть на меня так, будто вот-вот выгонит, мне это не нравится. Если мы проглядели что-то в кухне, значит, проглядели. Никто не безупречен, даже я. А бедняга Койнер живет на хлебе и травяном чае. Майк ей нравится. Теперь еще этот слух. Она считает его чуть ли не святым. Наверное, тебе это известно.

Мерси поглядела на него и произнесла:

– Майк нравится всем.

– Я имею в виду – ничего серьезного.

– Да.

– Похоже на влюбленность школьницы, – сказал Эван. – Черт возьми, он вдвое старше ее!

Мерси прислушалась к шуму ветра в высоких соснах. С ветвей посыпались, сверкая на солнце, капельки воды.

– Эван, ты пробовал пары йода на конверте из хранилища и марке?

– Джиллиам забрал его у меня. И ничего не говорит. По крайней мере нам. Не знаю, что он с ним делает.

Мерси охватила ярость.

– Теперь я должна просить о помощи в деле тридцатидвухлетней давности?

– Я выясню, что смогу.

– Если понадобится, я потребую, чтобы Брайтон забрал у него конверт.

– Если Брайтон не приказал ему забрать конверт и ничего с ним не делать.

– Зачем? – удивилась Мерси.

– Откуда мне знать?

– Джиллиам достаточно тверд, чтобы руководить своей лабораторией без пригляда шерифа.

– Согласен. Но если дело не в том, чтобы помочь Джиллиаму избавиться от всех вас, далеких от науки, носящих пистолеты ковбоев, шныряющих по нашей священной криминалистической лаборатории, то в чем же?

– В Бейли. В ее деле все неладно. Нераскрытое убийство. Расследование, давшее меньше, чем должно было дать. А теперь, через тридцать лет, какой-то таинственный сукин сын выводит меня к вещам, которые должны были найти Раймерс и Торнтон. И Брайтон не знает, как ему быть.

– Не думаю, что здесь дело в Бейли или в уликах. По-моему, Брайтон хочет сделать все возможное, чтобы лаборатория оставалась у него под пятой.

– Она никогда не была под его пятой.

– Джиллиам не согласится, – сказал Эван.

– Он не всегда видит целиком всю картину.

– С этим, пожалуй, не соглашусь я.

– Дело в Бейли, – повторила Мерси.

Эван пожал плечами:

– Тридцать два года – большой срок. Я слышал, о ней тогда никто не беспокоился, так чего ради беспокоиться о ней сейчас?

– Так все говорят. Поехали к могиле твоего отца. Может быть, он расскажет мне то, что помнит.

О'Брайен улыбнулся, в его лице появилось что-то проказливое.

– Да. Не сомневайся, он поможет тебе всем, что в его силах.

* * *

Могилы Джеймса и Маргарет О'Брайен находились под большим платаном в северной части кладбища. Дерево было голым, но несколько бурых листьев величиной с обеденную тарелку лежали на траве. Эван нагнулся и смахнул с надгробия прилипший лист.

– Я выбрал черный гранит, он долго не выгорает на солнце.

Мерси прочла надпись на камне.

ДЖЕЙМС И МАРГАРЕТ О'БРАЙЕН СМЕРТЬ НЕ РАЗЛУЧИТ ЛЮБЯЩИЕ СЕРДЦА

– Хорошая эпитафия, – промолвила Мерси.

– Я сам придумал ее.

– Отлично. Эван, как оно было тогда? Когда ты жил в пустыне?

– Мне нравилась пустыня. У нас был бассейн для плавания, где летом собирались скорпионы, а зимой щитники. Много земли, где можно побродить. Хватало места, чтобы и бегать, и думать.

– А родители? Очень были довольны?

– О Господи, что ты! Они постоянно дрались. Мать нападала. Отец защищался. Видела когда-нибудь, как дерутся двое пьяных?

– Нет.

– И не надо.

– Из-за чего они дрались?

О'Брайен искоса посмотрел на Мерси и объяснил:

– Обычно из-за пустыни. Мать считала, будто они оказались там по вине отца. Она вечно орала, что отец лишился престижной работы в хорошем месте и притащил ее в пустыню, которую она ненавидит. Кончалось тем, что отец трус, раз ушел с прежней работы. Чего он боялся, я не знаю. Ела она его поедом, потому что скучала по пляжу? Не знаю. Мать считала, что если бы отец мог постоять за себя, был настоящим мужчиной, то она не прозябала бы в том пыльном городке. И в семьдесят шестом году допилась до смерти. Отец сделал то, что сделал пять лет назад. Старый дом теперь мой. Отец оговорил это в завещании. Я собирался продать его, но передумал. Он напоминает мне о них. Как продать дом, где твои родители убивали себя?

Мерси вспомнила о разговорах с Кларком и Торнтоном.

– Я думала, Джим получил хорошую работу – с повышением, прибавкой к жалованью.

– Да. Он сразу же стал полным сержантом. Ей было мало этого.

Мерси услышала в его голосе презрение. Эван снова коснулся надгробия.

– В большинстве случаев я принимал сторону отца. Мысленно. Скажи я что-нибудь, мать врезала бы мне так же сильно, как отцу, поэтому я помалкивал. Помню свой первый приступ эпилепсии. Мне было пять или шесть лет. Они дрались, а я зажал уши руками и вопил. Мысленно, чтобы никто не услышал. Мать с отцом продолжали возле бассейна свой жалкий спор о возвращении к настоящей жизни. Потом я оказался на полу, кровь заливала мне глаза, а они стояли на коленях, склонясь надо мной. Я подумал, что кто-то из них ударил меня. Оказалось, я упал и ударился о журнальный столик.