Читать книгу - "Седьмая чаша - К. Дж. Сэнсом"

Я кивнул. Не будучи монахом, он не получал пенсии и поэтому не мог позволить себе достойного жилья, но все же монастырь и таверна — это как небо и земля!

— Что, по-вашему, могло случиться с Годдардом? Очень странно, что он исчез именно в январе. Не кажется ли вам…

— Что он убийца? Не гони коней, Джек, его отъезду вполне может быть иное объяснение.

Я пристально посмотрел на помощника.

— Он может оказаться новой жертвой.

Барак потряс головой.

— Нет, все выглядит так, что он уехал по собственной воле, но нового адреса никому не оставил.

— Мне необходимо отправить записку Харснету, — сказал я и добавил: — Ты хорошо потрудился. Я сообщу ему об этом.

Барак откинулся на стуле.

— Мне нужно было найти что-нибудь… — Он замялся. — Сделать что-нибудь…

— Что-нибудь конкретное? Среди этого необъяснимого ужаса?

Мой помощник кивнул.

— Тебе это удалось.

Я заглянул в его лицо — усталое, но все еще возбужденное, и решил, что не стану рассказывать ему про изыскания Гая и мои собственные. Пока не стану.

— Теперь тебе следует пойти домой. По твоему виду понятно, что на сегодня с тебя достаточно.

— Да. — У него сделался виноватый вид. — Я обещал Тамазин вернуться к ужину, так что я, пожалуй, пойду.

После его ухода я печально покачал головой. Если бы мне было столько лет, сколько ему, и у меня была бы такая жена, как Тамазин, я не стал бы торчать по воскресеньям в пыльных судебных архивах, донимая клерков. Затем мысли вернулись к Вестминстерскому аббатству. Насколько я помнил, это был один из последних закрытых монастырей. Король не хотел, чтобы здания были разрушены, поскольку там покоились его батюшка и другие августейшие предшественники. Он просто совершил невозможное, превратив аббатство в собор. Бывший аббат превратился в настоятеля. Было известно, что он один из агентов Кромвеля, которые, находясь внутри монастырской среды, делали все для закрытия монастырей. Его назначение породило волну саркастических насмешек.

Я написал пространную записку Харснету, отнес ее в сторожку привратника и приказал немедленно доставить адресату. Прохожих на Канцлер-лейн можно было сосчитать по пальцам, и я невольно вспомнил чувство, уже несколько раз посещавшее меня сегодня. Чувство, что за мной следят. Идя обратно, я увидел старого Элиаса, торопливо направляющегося в мою сторону. Дороти вернулась. Мы со стариком пошли в обратном направлении, через Гейт-хаус-корт, мимо фонтана, к Дороти. Я пытался выбросить из головы мысли о Стродире и обо всех остальных убийцах, но, учитывая тот факт, что жертвой одного из таких чудовищ являлся Роджер, это было непросто.

Дверь снова открыла горничная Маргарет. Дороти, одетая в черное, сидела на своем обычном месте, перед камином, над которым висел деревянный фриз. Вдова вышивала цветочками какое-то платье, и я порадовался тому, что она хоть чем-то заняла себя. Дороти подняла на меня глаза, улыбнулась, и я еще больше обрадовался, увидев, что щеки ее немного порозовели.

— Как ты? — мягко спросил я.

— Жизнь продолжается. Часы по-прежнему отсчитывают время, даже при том, что Роджера больше нет.

— Да, это так.

— Завтра приезжает Сэмюель, а похороны Роджера я назначила на вторник. — Она посмотрела на меня. — Это будет ровно неделя со дня его смерти.

— Я знаю.

— Я стараюсь все время чем-то заниматься. Сейчас вот вышиваю, как видишь. И еще я велела приготовить роскошный ужин. Хочу отблагодарить тебя за все, что ты сделал.

— К сожалению, я делаю недостаточно, Дороти. Занятость не позволяет мне взять дела Роджера, но Бартлетт принес мне список адвокатов, которые могли бы это сделать. Это все честные, порядочные люди.

— Хорошо, деньги мне не помешают. Сегодня проведать меня заходил казначей. Он высказал соболезнования, но при этом намекнул, что они собираются принять в корпорацию нового члена, которому понадобятся эти комнаты.

— У тебя хватит денег, чтобы снять дом? Если нет, то я…

Дороти подняла руку.

— Нет, спасибо, Мэтью, но Роджер был бережливым человеком, и сэкономленных им средств вполне хватит для того, чтобы я жила достаточно комфортно. Я, правда, пока не решила, куда переехать. Сэмюель зовет меня вернуться в Бристоль.

— Значит, ты уедешь?

При этой мысли мое сердце болезненно сжалось.

— Не знаю, — поколебавшись, ответила она. — У тебя есть какие-нибудь новости?

— Кое-какой прогресс есть, но, боюсь, это все, что я могу сказать.

— Ты еще не узнал, почему убили Роджера?

Ее голос упал до шепота.

— Нет. Но, Дороти… — Я помолчал, думая, что сказать. — Теперь мы знаем, что этот человек убил троих, причем убийства напоминали некий страшный ритуал. И пока он находится на свободе, я думаю… тебе не стоит выходить из дома одной.

— Значит, ты считаешь, что мне может грозить опасность, — тихим голосом констатировала она.

— Нет, просто… так будет лучше. Спокойнее.

Несколько секунд Дороти пристально смотрела в мои глаза, потом кивнула, а меня вновь захлестнула волна злости на того, кто сотворил все это с Роджером и с ней.

Вошел слуга с большим подносом, на котором стояли блюдо с мясом и плошки с различными сладко пахнущими соусами. Мы с Дороти сели за стол.

— Ну вот, — проговорила она, — седло барашка. Я рада, что Великий пост наконец-то закончился. Я слышала, власти арестовывают мясников, которые в постные дни продавали мясо.

— Да.

— Я сегодня не ходила в церковь. Должна признаться, не могу найти в своем сердце ничего, кроме обиды на Бога, который допустил, чтобы с таким хорошим человеком, как Роджер, поступили столь ужасным образом.

Она перевела взгляд на меня.

— Ты считаешь, что это грех?

— Вовсе нет, я тебя понимаю, — вздохнул я. — Хотя можно было бы возразить, что нет вины Бога в том, что одно из его творений использует свободу выбора, чтобы совершать отвратительные поступки.

Дороти улыбнулась, но улыбка получилась злой.

— Логичный ответ, — сказала она. — Но логика имеет мало общего с тем, что я сейчас чувствую. Возможно, мне полегчало бы, если бы я смогла молиться, но я сейчас слишком зла.

Она нахмурилась.

— Может быть, со временем…

— Да, когда ты почувствуешь, что готова.

Я лицемерил, поскольку и сам в последнее время молился очень редко, но мне хотелось хоть как-то утешить ее.

— Ты такой чуткий, Мэтью!

Некоторое время мы ужинали в молчании, наслаждаясь вкусной едой. Затем Дороти вытерла губы салфеткой и бросила на меня неуверенный взгляд.