Читать книгу - "Вспомнить будущее - Анна и Сергей Литвиновы"

Бабка тяжело вздохнула:

– Но мальчику… Мише, Михаилу Юрьевичу… я о своих домыслах рассказать не успела. Он – едва я заикнулась о твоей сложной ситуации – сразу стал на меня кричать. Что не имеет ровным счетом никаких обязательств по отношению к нашей семье. Что с моей стороны, – рот бабушки судорожно дернулся, – это неслыханная наглость: являться к нему и требовать подачки. И что в следующий раз, если я посмею его побеспокоить, он прикажет охране спустить меня с лестницы.

Она виновато взглянула на меня:

– А потом… я вышла из офиса, сама не своя… и упала. Очнулась уже здесь, в больнице.

Бабка, с видимым усилием, приподняла руку, слабенько, будто голубок, сжала мою ладонь. Пробормотала:

– Прости, внученька… Что я, когда тебе плохо, тебя бросаю.

– Бабуля, не смей! – взорвалась я. – Все с тобой будет хорошо! Ты поправишься, я восстановлю свой бизнес. Мы еще покажем! Им всем!

– Правильно, моя хорошая. Не опускай руки, – слабо улыбнулась она. И пообещала: – Я изо всех сил буду стараться тебя не подвести. Иди домой. Отдыхай.

А утром мне сказали, что бабушка умерла.

Острое чувство невосполнимой потери. Тоска, горе, слезы. Ничего этого, каюсь, не было. Нет, на похоронах я, конечно, изображала отчаяние и скорбь. Но сама жалела – не бабушку, а себя. Меня затопило, накрыло с головой острое, до сердечной боли, одиночество. Всегда я была сама по себе. Но хотя бы бабуля, живая душа, присутствовала в квартире. А сейчас уже совсем без вариантов: я осталась совершенно одна в целом свете. Никому не нужная и неприкаянная.

– Вам бы ребеночка завести, – робко посоветовала мне на поминках одна из бабулиных коллег.

Но мне решительно не был нужен: кто-то беспомощный и зависимый. Справиться бы с самою собой. С собственным отчаянием.

Я пыталась храбриться. Даже написала своему давнему поклоннику – бывшему однокурснику Степашке:

«Есть своя прелесть в том, когда надеешься только на себя. Пусть обидно и тяжело – зато нет возможности нюнить и расслабляться. А будь у меня жилетка, куда поплакаться, я б и ревела целыми днями».

Степашка, мой однокурсник, мимолетный любовник и подельник, уже который год жил в Индии – куда я его отправила после первой нашей (и успешной!) аферы. Как я и предполагала, страна вечных улыбок, медитаций и пофигизма пришлась Степану по душе. Ипостасей когда-то подающий надежды компьютерщик уже сменил бессчетно: то он делал фотоальбом «365 закатов» и колесил по всем штатам с фотокамерой, то пребывал в поиске энергии кундалини вместе с какими-то сомнительными йогами, то снимался в массовках и – совершенно серьезно! – надеялся выстроить кинокарьеру в Болливуде.

Свою долю денег он, конечно, давно профукал и уже пару раз забрасывал удочки: не придумаю ли я что-нибудь еще? «Безжалостная женщина и йог-компьютерщик – неплохой альянс, согласись!»

И сейчас я задумалась: может, действительно с помощью Степки раздобыть еще шальных денег – и назло всем восстановить мой звериный отель?

Даже начала между делом прокручивать в голове возможные способы быстрого и максимально безопасного обогащения… но только нечто странное случилось со мной.

Некогда верные и преданные мои друзья, коты, перестали радовать. Совсем.

Казалось бы, именно сейчас, в пустой и зловещей, после похорон, квартире: обними хвостатых. Заройся носом в шерсть, позволь пушистикам вылизать свои слезы. Усни под их умиротворяющее урчание. Но только тщетно Тигрик и Пантер ждали, что я их приласкаю и позову. Не хотелось. Начали раздражать: их продажные, за еду, ласки и преданный (вдруг чего-нибудь вкусненького даст?) взгляд мне в глаза. Я вдруг осознала: не утешители коты – суррогаты. Любят они и жалеют лишь самих себя, а мне преданно тыкаются в руку только в обмен на еду и питье.

Я не стала вышвыривать Пантера и Тигрика на улицу. Но из своей комнаты их безжалостно выселила, вести беседы с ними перестала, корм теперь покупала самый простецкий, а то и вовсе дешевейшую мясную обрезь.

К животным всегда надо испытывать жалость. А у меня ее больше не осталось – ни к кому. Одна лишь злость. На тех, кто уничтожил мой выпестованный бизнес. На бабку – мало ничем не помогла, еще и бросила меня в сложной жизненной ситуации, одну-одинешеньку. На жизнь в целом несправедливую, в черных красках, без малейших отрадных перспектив.

Если бы… если бы мои родители были живы! Карты бы легли тогда совершенно по-другому. Я не оказалась бы в дешевейшем подмосковном доме отдыха, и не пошла бы по малину в ближайшую деревню, и мое лицо осталось бы цело! Мама бы научила меня, как общаться с мужчинами – и никогда бы мой жених не сбежал из-под венца, а я, в качестве мести всем и вся, не начала бы прыгать в койки к едва знакомым. А папа помог бы мне в моем маленьком бизнесе и никогда бы не допустил, чтоб его уничтожили!

Мне почему-то не приходило в голову, что без страданий жизни не бывает и все равно б я столкнулась с испытаниями – пусть и совершенно другими. Нет, я мучила, дергала, растравляла себя и наконец аккумулировала свою ярость в одной точке: 1988 год. Мне восемь, родители мои уходят в экспедицию, под руководством злого гения нашей семьи Нетребина – и он их губит. А его сын, успешный и процветающий, спустя годы не только отказывается помочь мне, но и своим безжалостным хамством убивает единственного моего близкого человека. (Врачи по поводу бабули сказали четко: «Перенервничала она. Вот тромб и оторвался».)

Я даже нарисовала свои переживания. Одна точка: гибель родителей. Вторая – смерть бабушки. И третья, из которой исходило зло: семья Нетребиных. Соединила точки – получился треугольник. Вспомнила детский стишок: «На листе поставь три точки, к ним дорожки проложи…» Две точки из трех были черны, мрачны. А в третьей шла благополучная, сытая жизнь. И сеяла она всем другим – смерть.

Что ж. Старуха моя попыталась отщипнуть кусочек чужого счастья по-хорошему. Не вышло. Но если попробовать – не просить, но взять свое?

Я пока совершенно не представляла, как буду действовать. Понимала одно: клянчить подачку, как бабуля делала, – бессмысленно. Шантажировать – нечем. Слухи и бабкины домыслы к делу не пришьешь. Попытаться влюбить в себя молодого Нетребина, моего ровесника? Мне-то, с моим уродливым лицом? Смешно.

Но я привыкла доверять своему чутью, интуиции, дару. А треугольник, из вершины которого исходило зло, не давал мне покоя. Нет, я не хотела тупо мстить, я просто чувствовала: не случайно последние слова бабули оказались именно про семью Нетребиных. Здесь что-то кроется. Нужное, выгодное именно мне. Нужно только понять, каким образом я могу использовать свое знание.

Что ж. Терпения мне было не занимать.

Я разыскала в Интернете сайт ювелирной империи «Бриллиантовый мир», развернула страничку с вакансиями. Никаких теплых местечек помощника главбуха или экономиста. На работу звали только продавщиц («не старше двадцати пяти, московская регистрация, презентабельная внешность»).