Читать книгу - "Чужая ноша - Марина Владимировна Крамер"

— Что? — не выдержала она наконец, и Виталина, наклонившись к ее уху, сказала:

— Я так рада, что ты здесь. Мы давно вот так, всей семьей, не собирались.

— Вита, ты ведь знаешь…

— Да-да, — перебила сестра. — Я все знаю, прости… Видимо, даже близняшки не могут строить семью по одному лекалу, я просто не могу это понять и принять. Но вы с Лёвой выглядите такими счастливыми, хоть и живете иначе, чем мы… Может, это и правильно.

— Ты прекратишь мешать и нам, и артистам? — зашипел слева ее муж Степан, и Виталина кивнула:

— Прости… все, молчу.

После спектакля они всей семьей отмечали событие в ресторане, чего действительно уже давно не делали, но Полина все равно не могла отделаться от мыслей о Котельниковой, которая добровольно брала на себя огромный тюремный срок.

— Много ей дадут? — вдруг спросила Виталина, и Полина поняла, что произнесла что-то вслух.

— Что?

— Много, спрашиваю, дадут этой дамочке, что с мужем дальнобойщиков потрошила?

— Максимально если, то до двадцати пяти, — вздохнула Полина. — Найдутся, конечно, нюансы, но боюсь, она сделает и на суде все, чтобы получить максимум.

— Зачем ей это? — удивилась Виталина.

— Она его любит. Он ее предал, а она его любит. И дочь защищает, хоть ту вообще защищать не стоило бы. Но она мать… — снова вздохнула Полина. — А еще… понимаешь, мне кажется, она и пожила-то, как хотела, только вот эти годы, что с Юрием была. Да, страшно, кроваво — но пожила без боязни, что он ее ударит.

— Господи, какая ужасная чушь… — вздрогнула сестра. — Убивать, чтобы не быть избитой…

— Вита, нам не понять. У жертв семейного насилия вся психика с ног на голову поставлена, там вообще темный лес. Но мне Котельникову по-прежнему жаль, — призналась она, и Виталина, прижавшись к ее щеке своей, пробормотала:

— Да и мне тоже…

Светлана. Когда-то давно

— Как долго ты еще собираешься это терпеть?

Дашка обрабатывала глубокую ссадину на скуле, и Светлана морщилась и от неприятного ощущения, и от вопроса подруги, ответа на который у нее не было.

— Ты не понимаешь, что это не прекратится никогда? Он так и будет молотить тебя почем зря, а у тебя дочь растет, смотрит! — Возмущение подруги выплескивалось на Светлану, как кипяток из чайника, и даже физически причиняло боль — или это болело от побоев все тело. — Ты только посмотри… — Дашка, не церемонясь, рванула в сторону полу блузки и ткнула пальцем в отцветавший синяк на правом боку. — Еще старые не сошли, он тебе уже новых насажал! А ты знаешь, что я могу участковому заявить, имею право?

— Только попробуй! — зашипела Светлана, выдергивая из пальцев подруги ткань блузки и пытаясь застегнуть пуговицы. — Это семейное дело, ясно?!

— Ой, и дура ты, Светка, — вздохнула Дашка, убирая флакон с перекисью в шкафчик. — Ладно — себя не жалко, но ты про Миланку подумай, она как жить будет? Тоже будет считать нормой, когда мужик об нее кулачищи чешет?

Светлана вдруг почувствовала, что больше не может сдерживаться, и заплакала, опустившись на кушетку.

Даша села рядом, обняла ее и прижала к себе:

— Светик… ну, ты ведь не дурочка… уходи от него, пока не поздно.

— Куда? — прорыдала Светлана сквозь ладони. — Тут только бежать — а куда? Где меня ждут, знаешь ведь, что у меня вообще никого нет.

Конечно, Даша об этом знала. Они дружили с самого детства, жили в одном детском доме, из него же вместе выпустились — Даша поступила в медицинское училище, а Света в техникум, получила диплом бухгалтера. Но на работу ее нигде не брали, и тогда Даша, уехавшая в поселок Лесопильщик при лесоперерабатывающем комбинате, позвала ее к себе, помогла устроиться в бухгалтерию. Дашка в поселке быстро стала очень важным человеком — она была девушка умная и хваткая, единственный фельдшер на несколько поселков в округе, дело свое любила и знала, потому пользовалась уважением.

Первое время Светлана жила у нее, потом на комбинате помогли купить небольшой домик, и половину зарплаты приходилось отдавать в счет оплаты. Но это Светлану совершенно не пугало — у нее была работа, особых развлечений в поселке не было, а в районный центр она ездила только в управление, где работала, и обратно.

Через пару лет она вышла замуж за Сергея Котельникова, начальника перерабатывающего цеха, родилась дочь Милана — и через год после ее рождения Сергея словно подменили.

В первый раз Светлана не успела даже испугаться — слишком быстро потеряла сознание от удара кулаком сперва в живот, а потом в голову. В себя пришла на полу холодной веранды, где все и случилось — она вышла, чтобы взять из стоявшего там холодильника банку с капустой для борща, а муж как раз ввалился с улицы, задал какой-то вопрос, которого Светлана не расслышала и переспросила. Вместо ответа он ее и ударил.

С трудом поднявшись сперва на четвереньки, потом на колени, Светлана охнула от боли во всем теле и снова согнулась пополам. Из дома доносился смех дочери и ласковый голос мужа, уговаривавшего малышку сесть за стол.

«Что это было? — думала Светлана, по-прежнему стоя на коленях в темноте веранды и раскачиваясь взад-вперед в попытке унять ноющую боль. — За что он меня ударил? Что я сделала?»

Что такое побои «ни за что», она знала с детства — сперва лупила пьяная мать, потом старшие в детском доме. Света была слишком удобной и легкой добычей — маленькая, щуплая, безответная. Она никогда не жаловалась, даже не плакала в голос — только подвывала тихонько, спрятав лицо в ладонях. Обижать ее было делом легким и безнаказанным. Но что это будет делать муж… этого Светлана никак не ожидала. До рождения дочери Сергей голоса на нее не повысил, а уж о рукоприкладстве вообще речи не шло.

Надо было как-то встать и зайти в дом, но Светлану словно парализовало от ужаса — а что, если Сергей ударит ее снова? Или — не дай бог — ударит Милану? Она насмотрелась в детском доме на жертв такого воспитания, когда отец бил всех скопом — и мать, и детей. Нет, она не хотела своей дочери такой судьбы.

«Может, у него просто на работе что-то случилось? — думала она, по-прежнему стоя на коленях и не чувствуя холода. — Ну, ведь могло же… Да, наверное, так и есть, и он не хотел бить меня, просто так получилось случайно…»

Эта мысль словно придала ей сил,