Читать книгу - "Клара и тень - Хосе Карлос Сомоса"

— Поль, мои люди не виноваты. Я могу за них все объяснить. Во вторник ровно в семь вечера в «Вундербар» пришел человек, выглядевший как Маркус Вайс, с этикетками Маркуса Вайса и с документами Маркуса Вайса. Мои люди проверили его бумаги, убедились, что все в порядке, и пропустили его. То же самое они делали с Вайсом все предыдущие недели.

— А почему они не обыскали его сумку?

— Поль, речь идет о произведении искусства, и оно не наше. Оно не принадлежало Фонду. Мы не можем досматривать сумку не нашей картины.

— Кто поднял тревогу?

— Зальцер. Он позвонил в номер около двенадцати для формальной проверки. Никто не ответил, и тут, возможно, он совершил свою единственную ошибку. Он решил подождать внизу и перезвонить попозже. Он сказал мне, что иногда близнецы капризничали и не брали трубку. После третьего звонка он начал беспокоиться и поднялся в номер. Благодаря этому мы лучше, чем в Вене, смогли контролировать ситуацию, потому что именно мы нашли тела и вызвали полицию, когда нам это было необходимо. И я могу понять его ошибку, Поль. Этот тип уже был внутри.

— Хорошо, он был внутри, — вмешался Курт Соренсен, — но как он потом смог выйти?

— Несомненно, это было еще легче. Он дошел до лестницы и поднялся на другой этаж. Оттуда сел в другой лифт. Вероятно, чтобы не вызвать подозрений, он использовал другой костюм. Наши люди натренированы, чтобы не дать никому войти, но не чтобы не дать кому-то выйти.

— Теперь понимаешь, Поль? — прорычал Герт Уорфелл в сторону Бенуа. — Этот ублюдок — профессионал.

После неловкой паузы Ключевой Человек жизнерадостно заговорил:

— Простите, что на минутку сменю тему, но я хотел сказать, что вчера у меня была возможность зайти в Музей современного искусства и посмотреть коллекцию «Монстры». Должен вас поздравить. Это невероятно! — Казалось, что он обращался ко всем собравшимся, но смотрел он прямо на Стейна. — Однако некоторых вещей я не понял. Какой смысл, например, выставлять умирающего от СПИДа?

— Это искусство, фусхус, — не повышая голоса, ответил Стсйн. — Единственный смысл искусства — это само искусство.

— Я тоже видел выставку, — вмешался представитель Европола, Альберт Кнопффер. — Меня поразила эта девочка лет восьми-девяти с каким-то африканским ребеночком в руках, который на самом деле — деформированная модель мужского пола, так ведь? У меня мурашки по коже пошли.

— Об этих картинах можно говорить целый день, — заметил Ключевой Человек, поднося руку к пиале с карамельками. — Мне кажется, они даже глубже, чем «Цветы». Ладно, уточним. Они в другом стиле, их нельзя сравнивать. Но мне они кажутся более глубокими. Поздравляю.

— Это произведения Мэтра.

— Да, но вы работаете с ним. Поздравляю вас обоих.

Стейн кивком поблагодарил за комплимент.

— Лотар, ты не мог бы теперь рассказать про девушку по имени Бренда? — попросил Соренсен. — Просто чтобы ввести наших друзей в курс дела, — прибавил он и улыбнулся Ключевому Человеку.

Курт Соренсен был посредником между Фондом и страховыми компаниями и научился обращаться со всеми как примиритель. Тем не менее Босху он не нравился. Не только внешность — он был бледный и с черными, как у вампира, бровями, — но и характер этого человека его раздражали. Он воображал, будто все знает, всегда в курсе последних событий, имеет всю самую достоверную информацию.

— Сию минуту, Курт. — Босх перебрал лежавшие у него на коленях бумаги. — По нашим сведениям, все остальные дни недели Вайс выставлялся в другой картине, работы Кейт Нимейер, в галерее Макса Эрнста на Максимилианштрассе. В понедельник после работы на выходе из галереи его ждала какая-то девушка. Вайс представил ее одной своей подруге, тоже картине. Он сказал, что ее зовут Бренда и что она торгует картинами. Подруга Вайса, которую мы вчера допросили, говорит, что Бренда похожа на картину. Должен заметить, что картины очень хорошо распознают друг друга. Очевидно, у Бренды был вид молодого профессионального полотна: атлетическая фигура, мягкая кожа, яркая красота. Вместе с подругой по имени Бренда, а мы не знаем ни как, ни когда они познакомились, Вайс пошел ужинать в ресторан, а потом они отправились в мотель, где он остановился. На следующий день после полудня Вайс вышел один, поздоровался и оставил ключ от номера в приемной мотеля. Администратор очень хорошо знал Вайса и говорит, что ничего необычного в нем не заметил, разве что сумку, которая была у него под мышкой. Он не очень присматривался, но уверяет, что это была не та сумка, с которой он обычно ходил и которую, кстати говоря, он накануне забыл в ресторане. На протяжении всего дня никто не видел, чтобы девушка выходила из номера, и я уверен, что, если бы она вышла, дежурный администратор обратил бы на это внимание. В этот промежуток времени в номер Вайса никто не входил. Естественно, Вайс, вышедший из мотеля во вторник вечером, не мог быть настоящим Вайсом, который к тому времени был мертв уже больше двенадцати часов и находился в номере…

— Эрго… — произнес Соренсен.

— Это ведет нас к заключению, что мнимый Вайс и девушка — это одно и то же лицо. Под мышкой у него наверняка был костюм Бренды.

— А это позволяет нам связать его со случаем нелегалки, — заметил Соренсен в сторону Ключевого Человека. — Не так ли, Лотар?

— Именно. Думаю, вы уже знаете об этом. Оскар Диас познакомился в Вене с нелегальной иммигранткой, которая затем испарилась. Потом появляется мнимый Диас, а тело задушенного проводом настоящего Диаса находят в Дунае. Можно предположить, что наш человек снова использовал свою тактику.

— Если только речь об одном человеке, — вставил Бенуа.

— Согласен, — вмешался Герт Уорфелл, начальник отдела предотвращения краж и систем сигнализации Фонда, порывистая личность с лицом бульдога. — Это может быть группа людей, целая команда совместно действующих экспертов по керубластину. Может быть, мужчина или женщина или несколько мужчин или женщин. Может быть… Черт, это может быть кто угодно.

Женщина из группки, которую Босх определил как «важные особы», переменила позу на стуле, кашлянула и впервые заговорила. Ее платиновые волосы казались выточенными резцом. На ней красовался костюм стального цвета и матовые колготки в тон. Глаза ее были того же оттенка, что и костюм и колготки; Босх подумал, что и мысли у нее тоже стальные. Ему сказали, что ее зовут Роман. Ее металлические глаза метали искры.

— Короче говоря, — произнесла она на английском с высокомерным американским акцентом, — если я правильно поняла, господа, существует человек или группа людей, которые задались целью уничтожить картины господина Бруно ван Тисха. Они уже записали на свой счет два шедевра, и, похоже, ничто не мешает им пополнить его еще одним. Тогда у меня вопрос: какую гарантию могу я предложить моим клиентам? Как мне убедить их, чтобы они продолжали вкладывать деньги в создание, уход и охрану картин, которые кто угодно может уничтожить когда угодно?