Читать книгу - "Час расплаты - Луиз Пенни"

– Почему?

Но Арман не ответил. Он просто взглянул Бребёфу прямо в глаза и смотрел, пока тот не отвел их. И тогда Гамаш снова устремил взгляд вдаль. В сторону бескрайнего океана и огромной, просверленной океаном скалы.

– Ты хочешь сказать, что доверяешь мне? – спросил Мишель, обращаясь к профилю Армана.

– Нет, – ответил Арман.

– Не хочешь сказать или не доверяешь?

Арман повернулся и окинул Бребёфа взглядом, какого тот прежде никогда не видел. В этом взгляде не было ненависти. Во всяком случае, через край. Не было презрения. Ну почти не было.

Знание – вот что читалось в этом взгляде. Гамаш видел Бребёфа насквозь.

Слабый человек. Человек с Персе. Опустошенный временем и разоблачением. Усталый и исковерканный. Выпотрошенный.

– Ты открыл ворота, Мишель. Ты мог бы остановить это, но не остановил. Когда порча постучала в дверь, ты впустил ее. Ты предал всех, кто верил тебе. Ты превратил Квебекскую полицию из мощной и храброй силы в выгребную яму, и потребовалось много жизней и много лет, чтобы ее очистить.

– Тогда почему же ты приглашаешь меня назад?

Арман встал, и Бребёф поднялся вместе с ним.

– Великая стена не имела структурных слабостей, она пала, когда слабость проявил человек, – сказал Гамаш. – Сила или слабость в первую очередь в человеке. То же можно сказать и про Квебекскую полицию. И начинается все с академии.

Бребёф кивнул:

– D’accord^[7]. Согласен. Но тогда это вызывает еще большее недоумение: почему я? Ты не боишься, что я могу их заразить?

Он внимательно взглянул на Гамаша и улыбнулся:

– Или зараза уже проникла туда, Арман? В этом все дело, да? Ты пришел ко мне, чтобы найти антидот? Вот для чего я тебе нужен? Я – антивирус. Более сильная инфекция направляется для лечения болезни. Ты затеял опасную игру, Арман.

Гамаш посмотрел на него твердым, оценивающим взглядом и пошел в дом забирать Рейн-Мари.

Мишель проводил их до машины. Проследил за тем, как они тронулись с места. Их путь лежал в аэропорт, а оттуда на самолете домой.

Он вернулся в дом. Один. Ни жены. Ни детей. Ни внуков. Только великолепный вид на море.

Гамаш из иллюминатора смотрел на поля, на леса, на снег и озера и думал о том, что сделал.

Мишель, конечно, был прав. Арман затеял опасное дело, и это не было игрой.

Что случится, спрашивал он себя, если он не сможет контролировать процесс и антибиотик окажется заразным?

Какого зверя он сейчас выпустил из клетки? Какие ворота отворил?

Из аэропорта Гамаш поехал не домой в Три Сосны, а в управление Квебекской полиции. Но сначала завез Рейн-Мари к дочери. Анни была на пятом месяце беременности, и это уже становилось заметно.

– Ты зайдешь, папа? – спросила она, стоя в дверях. – Жан Ги скоро вернется.

– Заеду позднее, – пообещал он, целуя ее в обе щеки.

– Не спеши, – сказала Рейн-Мари и закрыла дверь.

В управлении Арман нажал верхнюю кнопку лифта и вскоре оказался в кабинете старшего суперинтенданта.

Тереза Брюнель сидела за столом. Позади нее, за стеклянной стеной офиса, уходили вдаль огни Монреаля. Гамаш видел три моста и фары машин, заполненных людьми, спешащими домой. Вид был внушительный, и личность за столом тоже внушительная.

– Арман, – сказала Тереза, вставая, чтобы поприветствовать старого друга объятиями. – Спасибо, что зашли.

Старший суперинтендант Брюнель указала на зону отдыха, и они уселись в кресла. Невысокая изящная женщина, чей возраст приближался к семидесяти, Тереза Брюнель пришла в полицию довольно поздно, но сразу же проявила себя умелым полицейским, словно родилась для расследования преступлений.

Она быстро поднималась по карьерной лестнице, обогнав своего учителя и коллегу старшего инспектора Гамаша. Дальше ей расти было уже некуда.

Ее кабинет отделали заново в мягких пастельных тонах, после того как прежний старший суперинтендант был… что? Слово «заменен» не вполне описывало случившееся.

Хотя она и стала начальником Гамаша, они оба знали, что ее назначение – вопрос политический и выбор делался не на основе компетентности кандидатов. Тем не менее она получила звание и уверенно командовала полицией.

Арман протянул Терезе свои папки с досье и наблюдал за ней, пока она читала. Он поднялся, налил им обоим лимонада, подал ей стакан, а со своим отошел к стеклянной стене.

Этот вид всегда трогал его, так сильно любил он Квебек.

– Бюджет придется выделять огромный, Арман, – сказала наконец Тереза.

Гамаш повернулся и увидел, что выражение лица у нее серьезное, даже суровое, но не скептическое. Она просто констатировала факт.

– Oui, – согласился он и, когда она снова погрузилась в документы, принял прежнюю позу – лицом к стеклянной стене.

– Я гляжу, вы поменяли некоторых студентов, – заметила старший суперинтендант. – Меня это не удивляет. Проблемы будут с преподавательским составом. Вы заменили чуть ли не половину.

Гамаш вернулся в свое кресло и поставил почти не тронутый стакан на подставку.

– Как можно осуществлять серьезные перемены, если те же люди останутся на своих местах?

– Я не возражаю и не спорю с вами, но вы готовы к ответному удару? Они потеряют пенсии, страховки. Будут чувствовать себя униженными.

– Но не мною. Они сами сделали это с собой. Захотят обратиться в суд – у меня есть доказательства.

Он совсем не выглядел озабоченным. Однако победителем себя тоже не чувствовал. Та трагедия не могла закончиться без пагубных последствий.

– Вряд ли они подадут в суд, – сказала Тереза, кладя последнее досье в стопку. – Но без сопротивления не уйдут. Просто сопротивление не будет ни публичным, ни судебным.

– Посмотрим, – сказал Арман, откидываясь на спинку кресла.

На лице его застыло мрачное и решительное выражение.

Тереза взялась за последнюю стопку папок. Досье тех мужчин и женщин, которых Гамаш собирался пригласить в академию вместо уволенных преподавателей.

Он не был обязан показывать Терезе эти дела. Академия не подчинялась старшему суперинтенданту Брюнель. Академия и полиция были двумя разными организациями, теоретически соединенными общей верой в необходимость «Службы, честности, справедливости» – таков девиз Квебекской полиции.

Однако прежний глава академии руководил ею лишь номинально. Реальность же состояла в том, что он сначала склонился, потом согнулся и наконец полностью подчинился требованиям прежнего главы полиции, который управлял академией как собственной тренировочной площадкой для подготовки кадров.