Читать книгу - "Метод Шерлока Холмса - Джун Томсон"

После комика на сцене появился некто граф Ракоци – цыган из Трансильвании, которого Председатель[12], ударив своим молоточком, представил как маэстро телепатии и мысленных манипуляций.

Я почувствовал, что Холмс, сидевший рядом со мной, напрягся, и догадался, что это и был тот самый номер, ради которого он сюда пришел. Я тоже подтянулся и сосредоточил свое внимание на сцене. Занавес раздвинулся, и перед публикой предстал низенький человечек, обладавший, однако, весьма примечательной внешностью.

Его лицо и руки были неестественно бледны (подозреваю, тут не обошлось без грима) и драматически контрастировали с черными как смоль волосами, что придавало ему поистине мефистофельский вид. Это сочетание черного с белым повторялось и в одежде: он артистическим жестом снял блестящий шелковый цилиндр и скинул длиннополое черное пальто на белой атласной подкладке, под которым оказался черный вечерний костюм с белоснежной манишкой на груди.

Он передал цилиндр и пальто своей ассистентке, которая была в весьма экзотичном наряде, состоявшем из длинного платья, сшитого из разноцветных шелковых шарфов, которые при каждом ее движении вспархивали вокруг фигуры. Ее головной убор был сделан из тех же разноцветных шарфов, искусно завязанных тюрбаном, который был расшит крупными золотыми блестками, переливавшимися в свете газовых ламп.

Когда аплодисменты смолкли, Ракоци придвинулся к рампе и с сильным акцентом (по-видимому, трансильванским, если таковой язык вообще существует) объявил, что посредством одного лишь телепатического метода берется угадать любую вещь из числа предложенных ассистентке зрителями. При этом на глазах у него будет повязка, предварительно проверенная Председателем.

Черная бархатная повязка была тут же вручена Председателю, который устроил настоящее представление: вначале предъявил ее зрителям, а затем тщательнейшим образом изучил. Заверив нас, что сквозь нее Ракоци ничего не увидит, он вернул ее графу, который под звуки барабанной дроби завязал себе глаза. Затем он занял место посреди сцены, выпрямился, скрестил на груди руки и устремил невидящий взор на галерку. Тем временем его ассистентка, галантно поддерживаемая под ручку Председателем, под выжидательный шепот публики спустилась в зрительный зал.

Она двинулась по центральному проходу и, останавливаясь то там, то сям, собирала у зрителей разнообразные предметы, которые тут же демонстрировала остальной публике, а затем обращалась к Ракоци. В речи ее тоже слышался иностранный акцент, но скорее французский, а не трансильванский.

– Что у меня в руке, маэстро? – вопрошала она своим звучным контральто и поднимала над головой золотые карманные часы, слегка покачивая их на цепочке. – Мы ждем! – добавляла она, если он колебался. – Это простой вопрос. Мы все ждем вашего ответа!

Ракоци поднимал руки к лицу и театральным жестом прижимал кончики пальцев к вискам, словно пытаясь сконцентрироваться.

– Я вижу что-то золотое, – наконец говорил он. – Круглое и блестящее. Висит на цепочке. Это мужские часы?

– Можете сказать о них что-нибудь еще? – настаивала ассистентка, в то время как по зрительному залу проносился изумленный шепот.

– Там выгравированы инициалы, – продолжал Ракоци.

– Какие? Назовите их!

– Я вижу «Д» и «Ф».

– Он прав? – спрашивала ассистентка, обращаясь к владельцу часов, который поднимался на ноги, вне себя от удивления.

– Да, он прав, – объявлял зритель. – Меня зовут Джон Франклин. Это мои инициалы.

Зал взрывался аплодисментами, Ракоци кланялся, а ассистентка направлялась к следующему зрителю.

После этого Ракоци верно назвал еще пять предметов: перстень с печаткой, черный шелковый шарф, очки, серебряный браслет, а под конец – дамский шелковый кошелек, расшитый розами (граф не только подробно описал его, но назвал количество и достоинство лежавших в нем монет).

Пока шел сеанс телепатии, я чувствовал, что граф все больше и больше привлекает мое внимание, несмотря на властное очарование его ассистентки. Впрочем, и сам Ракоци, стоявший посреди сцены в своем черно-белом одеянии, представлялся интригующей фигурой. Однако дело было не только в этом. Я понял, что уже видел его, но никак не мог припомнить, где и когда. И все-таки в чертах его лица, а главное, в движениях мне чудилось что-то раздражающе знакомое.

Я все еще ломал над этим голову, когда представление закончилось и ассистентка вернулась на сцену. Ракоци снял с глаз бархатную повязку, взял девушку за руку и, подведя к рампе, стал кланяться под оглушительные рукоплескания публики.

Едва задернулся тяжелый занавес, Холмс встал.

– Поднимайтесь, Уотсон, – настойчиво прошептал он. – Пора идти.

Не дав мне времени возразить, что до конца программы осталось всего два номера: моноциклист, а также гвоздь программы – известная актриса, исполнительница комических куплетов[13], он заторопился к выходу, так что мне волей-неволей пришлось последовать за ним.

– Куда теперь, Холмс? – нагнав его на улице, осведомился я, ибо, судя по его решительной походке, он явно что-то задумал.

– К служебному входу, – отрывисто пояснил он.

– Зачем? – удивленно спросил я.

– Чтобы побеседовать с Ракоци, конечно, – раздраженно ответил он, словно это разумелось само собой.

К служебному входу – грязноватому подъезду, скупо освещенному единственным газовым фонарем, можно было попасть из переулка, идущего мимо театра. Войдя внутрь, мы очутились перед небольшой будкой с открытым окошечком, в которой сидел швейцар – сердитый старик, от которого несло элем. Судя по его угрюмому виду, он твердо вознамерился отказать нам в любых наших просьбах. Впрочем, монета в один флорин быстро умерила его решимость, и он согласился отнести визитную карточку Холмса, на которой тот нацарапал несколько слов, в артистическую уборную графа Ракоци.

Немного погодя швейцар вернулся и проводил нас в гримерку. Когда мы вошли, Ракоци стоял напротив двери, лицо его при этом выражало сильную озабоченность.

Он уже успел избавиться от всех примет своего сценического образа – не только от вечернего костюма, который заменил потрепанный красный халат, но и от некоторых черт внешности, таких как бледный цвет лица, кудрявые черные усы, остроконечная бородка и волосы цвета воронова крыла. Словом, он совершенно преобразился, и вместо демонической личности, являвшейся на сцене, перед нами стоял заурядный человек с рыжеватыми волосами и чуть выступающим подбородком.