Читать книгу - "Супостат - Иван Любенко"

Клим Пантелеевич Ардашев к столице относился без почтения. Серый, холодный город с влажным и нездоровым климатом производил на него удручающее впечатление, и даже тогда, когда он возвращался из бесчисленных заграничных командировок.

Выстроенные на болоте и человеческих костях дома, мосты, площади, улицы и храмы заметно отличались по своей архитектуре от истинного русского простого и понятного стиля, которому издревле следовали зодчие Москвы, Нижнего Новгорода или Ярославля. Желание царя-реформатора возвести в устье Невы европейский город осуществилось. И раскроенный на широкие прямолинейные проспекты, завершающиеся громадными шпилеобразными башнями, изрезанный каналами и соединенный мостами, Петербург стал гордостью России. Правда, наряду с этим он лишился некоего общего духовного начала, пуповины, исходящей от Москвы-матушки, которая связывала между собой все русские города, питала и делала их похожими друг на друга. И ополоумевший дьячок Троицкой церкви, встретивший ночью кикимору, и обезумевший городовой, который два столетия спустя узрел черта, правившего пролеткой на Васильевском острове, все они, как заговоренные, твердили одну и ту же, разлетевшуюся потом фразу: «Быть Петербургу пусту!»

«А что практически это предсказание может означать? — сидя в экипаже, размышлял Клим Пантелеевич. — Пожар, наводнение? Нет. Все это уже случалось. Тогда что?» Статский советник снял перчатку, достал из кармана коробочку с надписью «Георг Ландрин» и, выудив желтый леденец, положил под язык. «Смута, — мысленно ответил Ардашев. — Именно смута, как в 1905 году. Ни одно стихийное бедствие не сравнится с ней. Она рождает голод, эпидемии, пожары и массовые смертоубийства. От нее невозможно спрятаться, трудно спастись. Опасность грозит отовсюду. Богобоязненный крестьянин, исправно посещавший воскресную службу в деревенском храме, мастеровой, бывший на хорошем счету, или благодушный студент, дающий уроки купеческим детям, в один миг превращаются в полную свою противоположность, в умственно изуродованных революционной проповедью людей. Но отчего происходит эта метаморфоза? Как так случается, что пороки, скрытые и загнанные на самое дно человеческого сознания, вдруг выплывают на поверхность и покрывают маслянистым пятном еще недавно светлую душу? Но самое страшное заключается в том, что это превращение происходит с сотнями тысяч людей одновременно. И они, точно и не было у них ни родителей, ни церкви, ни гимназических преподавателей, неожиданно уподобляются бешеному стаду, уничтожающему все на своем пути. Они, точно ведомые бесом, готовы на самые отвратительные поступки. С каждым днем бесчинствующая толпа растет и множится в геометрической прогрессии. А впереди вожаки — люди, которые давно перешагнули внутри себя запретную нравственную черту: недавние бомбисты, грабители, убийцы губернаторов и жандармов».

Утонув в поднятом бобровом воротнике, в теплой боярке, бывший присяжный поверенный Ставропольского Окружного суда, а ныне чиновник по особым поручениям Министерства иностранных дел, рассеянно глазел по сторонам, погруженный в невеселые раздумья. Мимо пролетали нервные таксомоторы, скрипел колесами трамвай, на тротуаре лотошницы зазывали отведать пирогов с зайчатиной, и в свежем морозном воздухе пахло арбузами. Где-то впереди, прямо между домов, мелькнул и скрылся багровый сгусток солнца.

«Да, — с сожалением подумал Ардашев, — если случится смута, то все начнется отсюда, с Петербурга, и только потом беспорядки перекинутся дальше, в провинцию. Но ведь хаос не может длиться вечно. Рано или поздно люди устанут от анархии. И снова захотят порядка и спокойной жизни. Им понадобятся работающие магазины, действующие больницы, безопасные улицы, полиция и суды, наконец. Следственно, явится сила, которая и положит конец беззаконию. Только остается открытым вопрос, какая это будет власть? Добра или зла? Вот и может случиться, что слова, сказанные замученным в «Тайной канцелярии» дьячком, окажутся пророческими. Тогда и впрямь: «Быть Петербургу пусту!»