Читать книгу - "Факир против мафии - Фридрих Незнанский"

— Я? — Серые глаза Дубинина забегали. — Что за чушь? Как это вам взбрело в голову?

— А какова во всем это роль фонда «Миллениум»? — резко спросил Филя. — Этот фонд, кажется, спонсировал деятельность вашей партии?

— Какое это имеет отношение к делу?! — взвился Дубинин.

— Как это какой? — «удивился» Филя. — Ведь «Миллениум» имел свой интерес, спонсируя партию. Возможно, этот интерес не пришелся по душе Канунниковой.

— Чушь! — почти крикнул Дубинин. — Чушь и бред! Елена Сергеевна никогда и ничего не имела против «Миллениума»! А все инсинуации на эту тему — наглая и бессовестная ложь!

— Так, значит, убийство Канунниковой связано с объединением двух партий в один блок, — резюмировал Филя таким голосом, словно ему только что об этом сказал Дубинин.

И без того загорелое лицо Дубинина еще больше потемнело. Глаза налились кровью, а тонкие губы мелко затряслись.

— Прекратите это! — рявкнул он. — Прекратите это немедленно! Остановите запись!

Сева Голованов послушно отключил камеру.

— Интервью закончено! — холодно, даже злобно произнес Дубинин. — Забирайте свои манатки и убирайтесь отсюда прочь! К чертовой матери!

— Жаль, — с грустью сказал Филя. — Жаль, что у нас не получился диалог. А я так рассчитывал на вашу помощь, Эдуард Васильевич.

Ладони Дубинина сжались в кулаки, он тряхнул этими внушительными кулаками в воздухе и рявкнул, как рассерженный лев:

— Вон! Вон отсюда, мерзавцы! И чтоб ноги вашей больше здесь не было! Я приложу все усилия, чтобы вас уволили с телевидения!

Филя улыбнулся, встал с кресла и, бросив Севе: «Пошли отсюда», двинулся к двери. Вопреки Филиным ожиданиям, останавливать их никто не стал.

Уже на улице, сев в машину, Филя спросил у Голованова:

— Ну как твое мнение?

Сева пожал плечами и спокойно ответил:

— Слабак. Даже не пришлось особенно давить. Такие в политике долго не держатся.

— Если только им кто-нибудь не помогает, — заметил Филя.

Сева подумал и сказал:

— Согласен.

4

Едва Володя Демидов нажал на кнопку звонка, как за дверью послышались чьи-то быстрые, шаркающие шажки.

— Кто там? — спросил из-за двери звонкий старушечий голос.

— Здравствуйте, — пробасил Демидыч, стараясь придать своему голосу максимально «интеллигентный» оттенок. — Я бы хотел с вами поговорить. По поводу вашей соседки Канунниковой.

— А вы кто? Из милиции?

«Да», — хотел сказать Демидыч, но привычка говорить правду взяла верх.

— Нет, — сказал он. — Я… журналист. Из газеты «Криминальная хроника». Веду журналистское расследование. — Это вырвалось у Демидыча само собой. Всем прочим соседям он представлялся частным детективом, но здесь интуитивно почувствовал, что старушку истинное положение вещей не слишком-то обрадует.

— Журналист? — переспросила старушка.

— Так точно. Собираю материал для статьи.

Сухо щелкнул замок, и дверь слегка приоткрылась. Цепочку старушка из предосторожности снимать не стала. Лицо у старухи было морщинистое, худое и острое, как у хорька; маленькие, бойкие глазки обшныряли Демидыча с ног до головы. После чего старушка сказала:

— А удостоверение у вас есть?

— Есть, — сказал Демидыч и опять соврал.

Старушка вновь оглядела его с ног до головы, задержалась взглядом на добродушном лице и, поразмыслив пару секунд, откинула цепочку. Затем распахнула дверь:

— Ну входите, раз пришли.

— Благодарю вас.

Володя зашел в прихожую. Старушка закрыла за ним дверь и указала на стул:

— Садитесь здесь. В квартиру я вас не пущу, у меня не убрано.

Демидыч сел на стул. Старушка прислонилась плечом к стене, сложила тонкие руки на груди и внимательно, как следователь или прокурор, взглянула не Демидова.

— Я бы хотел задать вам пару вопросов, — начал Демидыч осторожным голосом. — Это касается вашей бывшей соседки — Елены Канунниковой.

Старуха дернула уголком сухого, морщинистого рта, что должно было означать усмешку, и сказала:

— Знаю, знаю. Ее убили.

Брови Демидыча удивленно взлетели вверх.

— Убили?

Старушка энергично кивнула:

— Да. А вы разве не знаете? Какой же вы после этого журналист?

— Э-э… Но ведь официальная версия гласит, что…

— Официальная версия может гласить все, что ей угодно, а только то, что Лену убили, я знаю точно. — Старушка откинула со лба седую прядь и победно глянула на Демидыча. — Что? Не ожидали, что я сразу возьму быка за рога? Думали, буду с вами мямлить? Нет уж. Правду так правду. И так и запишите в этой вашей статье: Лидия Никаноровна Грумская — так меня зовут — видела убийц.

Старушка усмехнулась, приподняла одну бровь и посмотрела на Демидыча сверху вниз.

— Значит, вы утверждаете, что видели убийц Канунниковой? — произнес Володя таким голосом, словно зачитывал старушке приговор. — Почему же вы, в таком случае, не сообщили об этом милиции?

Старушка фыркнула:

— С какой стати?

— Чтобы исполнить свой гражданский долг, — сказал Демидыч.

— Исполнила бы, если б они исполняли свой, — с неожиданной яростью произнесла старушка и поджала губы. — Невинных сажать за решетку — это они умеют. Моему внуку Павлику не было и двадцати, когда они его упекли. Совсем еще мальчик, глупый и неопытный. А это стерве, из-за которой он сел, почти тридцать!

— Ваш внук что, сидит в тюрьме? — осторожно спросил Демидыч.

Старушка энергично кивнула:

— Четвертый год! А эта сучка живет и благоденствует. Каждый день мелькает у меня под окном, когда идет на работу. Специально выбирает этот путь, чтобы надо мной поизгаляться! И после этого я буду им что-то рассказывать? — Старушка скрутила из сухих, тонких пальцев кукиш и сунула его Демидычу под нос. — Вот им! И вам, если вы их защищаете!

— Что вы, Лидия Никаноровна, совсем наоборот, я на вашей стороне. Я тоже не уверен, что Канунникова умерла по собственной воле. Вы сказали, что видели ее убийц. Расскажите, пожалуйста, об этом поподробнее.

Старушка недоверчиво сощурила глаза:

— А мои слова будут иметь хоть какое-то значение?

— Огромное! — заверил ее Демидыч. — Ваши слова будут иметь огромное значение! Обещаю вам, что отнесусь к ним с максимальным вниманием.

— Хм… — Лидия Никаноровна вновь по-наполеонски сложила руки на груди. — Тогда, пожалуй, расскажу. В тот день я сидела с вязаньем у окна. Я плохо вижу, а от электрического света у меня болят глаза, поэтому я всегда сажусь к самому окну.