Читать книгу - "Этюд на холме - Сьюзен Хилл"

Он принес поднос с полным кофейником и поставил его на буковый стол рядом с окном, которое выходило на улицу и на заднюю часть собора. Кэт села, обхватив ладонями горячую керамическую чашку и слушая рассказы брата про Сиену, Верону и Флоренцию – в каждом из городов он провел по четыре дня.

– Было еще тепло?

– Днем солнце, ночью прохладно. Идеальная погода, чтобы работать на улице.

– Могу я посмотреть?

– Еще не распаковал.

– О’кей.

Она прекрасно знала, что не стоит уговаривать Саймона показать что-то из рисунков, прежде чем он сам отберет то, что посчитает лучшим и достойным чужих глаз.

После окончания школы Саймон отправился в художественный колледж, не приняв во внимание желания, советы и какие-либо амбиции родителей. Он никогда не проявлял ни малейшего интереса к медицине, в отличие от всех остальных представителей семьи Серрэйлер во многих поколениях, и никакое давление не могло убедить его хотя бы попытаться изучить точные науки глубже, чем на уровне школьной программы. Он рисовал. Он все время рисовал. Он пошел в художественную школу, чтобы заниматься рисованием – не фотографией, не дизайном одежды, не компьютерной графикой и уж точно не изучением инсталляций или концептуального искусства. Он рисовал прекрасно: людей, животных, растения, здания, все удивительные проявления повседневной жизни – на улицах, в магазинах, везде, где оказывался. Кэт нравились его смелые линии, его манера штриховки, его быстрые зарисовки и то, как он замечательно подмечал и запечатлевал мельчайшие детали. Дважды в год и иногда на праздники между отпусками он уезжал в Италию, Испанию, Францию, Грецию или куда-то еще дальше, чтобы рисовать. Однажды он несколько недель провел в России, месяц жил в Латинской Америке.

Но он так и не окончил обучение в художественной школе. Он был разочарован и растерян. Он сказал тогда, что никто не хочет, чтобы он рисовал, и ни в малейшей степени не заинтересован в преподавании или каком-то продвижении искусства рисования. Вместо этого он пошел в Королевский колледж Лондона, занялся правом, окончил его с отличием и сразу же вступил в ряды полиции, которая была его второй детской страстью. Его почти сразу направили в уголовный розыск, где он дослужился до звания старшего инспектора в возрасте тридцати двух лет.

В среде полицейских никто не знал про художника, подписывавшего свои работы как Саймон Озлер – Озлер было его второе имя. И никто из тех, кто посещал его выставки-продажи вдалеке от Бевхэма или Лаффертона, не знал старшего инспектора Саймона Серрэйлера.

Кэт налила себе еще кофе. Они поболтали про отпуск Саймона, про ее семью и кое-какие местные слухи. Дальше разговор обещал быть более тяжелым.

– Сай, тут такое дело…

Он поднял глаза, услышав что-то неладное в ее тоне, и явно насторожился. «Как же это странно, – в очередной раз подумала Кэт, – что он и Иво, двое мужчин в их троице, так не похожи друг на друга, что их и за братьев-то сложно принять». Саймон был единственным в семье со светлыми волосами, хотя его глаза были глазами Серрэйлера – темными, как ягоды терновника. Сама она обладала очевидным сходством с Иво, хотя они оба уже довольно давно его не видели. Иво работал в санавиации где-то в Австралии уже шесть лет, и был в связи с этим счастлив, как слон. Кэт сомневалась, что он собирается возвращаться домой.

– У папы день рождения в следующее воскресенье.

Саймон посмотрел вдаль, на скопление бегущих над крышей собора облаков. Он ничего не ответил.

– Мама готовит обед. Ты же придешь, да?

– Да, – в его голосе не прозвучало никаких эмоций.

– Он это очень оценит.

– Сомневаюсь.

– Не будь ребенком. Забудь об этой истории. Ты всегда сможешь затеряться в толпе – одному богу известно, сколько нас там соберется.

Она поднялась, чтобы сполоснуть свою кружку в стальной раковине. Кухня Саймона, в которой вряд ли когда-нибудь готовили что-то серьезнее, чем тосты и кофе, стоила ему больших проблем и маленького состояния. Кэт всегда было очень интересно: почему?

– Мне нужно домой, освободить Криса от мероприятий с пони. Завтра ты уже на работе?

Лицо Саймона смягчилось. Они снова были на безопасной территории. Провести пятнадцать дней за границей, будучи полностью оторванным от своего дома и от работы, было для Саймона более чем достаточно, это Кэт знала четко. Ее брат жил ради работы и рисования, и еще ради того, чтобы жить здесь, в этой квартире. Она принимала это целиком и полностью, хотя иногда ей и хотелось, чтобы было еще что-то. Она знала еще об одной вещи, но эту тему они обсуждали только тогда, когда он сам ее поднимал. А делал он это редко.

Она еще раз обняла его и поспешила к выходу.

– Увидимся в следующее воскресенье.

– Увидимся.

После ухода сестры Саймон Серрэйлер принял душ, переоделся и сварил себе еще кофе. Теперь он собирался разобрать вещи и просмотреть работы, которые он сделал в Италии, но сначала он должен позвонить в уголовный розыск Бевхэма. Может быть, официально работа и начинается только с завтрашнего дня, но он не мог так долго ждать, чтобы выяснить, какие дела – если такие были – закрыли в его отсутствие и, что еще более важно, появились ли новые.

Две с половиной недели – это долгий срок.

Запись

Интересно, осознавала ли ты когда-нибудь, насколько сильно я ненавидел эту собаку? У нас никогда не было никаких домашних животных. И вот, когда однажды днем я вернулся домой из школы, она была здесь. Я до сих пор вижу тебя – как ты сидишь в своем кресле, с мягким коричневым пуфом под ногами, с очками на носу и книжкой из библиотеки рядом на столике. Первые несколько секунд я даже не замечал ее. Я подошел к тебе, чтобы поцеловать, как обычно, и тогда увидел ее – собаку. Это была очень маленькая собака, но не щенок.

– Что это?

– Мое домашнее животное.

– Зачем это?

– Я всегда хотела иметь домашнее животное.

Глаза этой собаки, блестящие словно бусинки, смотрели прямо на меня из-под прядей длинной шелковистой шерсти. Я возненавидел ее.

– Она же тебе нравится? – спросила ты.

Теперь я могу сказать тебе, насколько я ненавидел эту собаку, ненавидел ее из-за того, что она была твоей и ты любила ее, но еще из-за нее самой. Собака сидела у тебя на коленях. Собака вылизывала твое лицо своим сиреневым языком. Собака брала угощение из твоих рук. Собака спала в твоей постели. Собака ненавидела меня так же, как я ненавидел ее. Я знал это.

Но, как это ни странно, если бы не собака, я, может быть, никогда бы и не понял, кем я хочу стать, в чем состоит моя судьба.

Я знаю, что ты помнишь тот день. Я лежал на коврике у камина и дразнил собаку, теребя пальцами у нее под носом, пока она не попытается их укусить, и быстро отдергивая их. Я очень хорошо научился рассчитывать время до секунды, и знал, что у нее никогда не получится меня ухватить, если я буду продолжать в том же духе, делать одно и то же снова и снова. Но я совершил одну ошибку. После этого я был очень зол на себя из-за своей глупости. Это научило меня сперва составлять план, а потом четко ему следовать. Я многому научился в тот день, не правда ли, благодаря одной ошибке? Вместо того чтобы теребить пальцами у нее под носом, я навис над собакой и начал рычать на нее, потому что думал, что этим застану ее врасплох и что это заставит ее меня испугаться. Я хотел, чтобы она меня испугалась. Но вместо этого она прыгнула и вцепилась мне в лицо, вырвав небольшой кусочек верхней губы.