Читать книгу - "Сезон мести - Валерий Махов"

Если милицию при советской власти любовно называли госстрах, то КГБ — госужас. Проезжая мимо огромного здания, в котором размещалось облуправление этой беззаветно и безответно любимой народом организации, Антон вдруг подумал: «Какой огромный штат и немыслимо раздутый секретный бюджет, сколько спецбольниц и поликлиник, школ, санаториев, домов отдыха и других спецобъектов — и все это предназначено для многочисленной армии раскормленных бездельников, ездящих на спецмашинах, начиненных спецаппаратурой, а на выходе — ноль». Огромный бублик, дырка которого и есть его главное достоинство. За семнадцать лет независимости пойман и официально осужден только один шпион. Несчастный полковник Тарас Бублик, бравший деньги у какого-то иностранца за какие-то сомнительные сведения. Да и погорела эта сладкая парочка не благодаря бдительности и высокому профессионализму спецслужб, а из-за коррупционного скандала самого несчастного фирмача. Менты никогда не любили своих старших братьев чекистов. И Антон, как профессионал, с первым глотком конфискованной операми водки впитал это великое чувство. Но, поскольку в последнее время на их территории участились случаи серийных убийств, поневоле приходилось со старшими братьями сотрудничать. Хотя какие они теперь старшие? Так, скорее двоюродные. Все сотрудничество сводилось к тому, что опера, работавшие на земле, рыли эту землю носом и прочими чувствительными, приспособленными для рытья органами, а потом собранную информацию докладывали руководству, которое тут же сливало ее чекистам. Толку от этого «неравного брака» было с гулькин нос, так как своими наработками чекисты не делились ни с кем. Поэтому умные опера (дурак опер — это извращение, как женщина-космонавт или женщина-депутат) тоже старались неотработанной информацией не делиться. Антон, взявший, как ему казалось, все лучшее от Жеглова и Шарапова, держал своих семенов тузиков, николаев векшиных и других добровольно-принудительных помощников в такой тайне и на такой прикормке, что опера, сидящие с ним в кабинете, только дивились его осведомленности, считая, что на Князя работает (в смысле стучит) весь район. Он умело пользовался несколькими правилами Глеба Жеглова, то есть, улыбаясь, располагал человека к себе и в разговоре легко переходил на близкую для собеседника тему, что вызывало у последнего эмоции — не важно, положительные или отрицательные, — которые помогали добиться поставленных целей. При этом в действиях его не было беспредела, а в методах фанатизма. Жеглов, будучи его любимым персонажем, не был для него идолом. Сакраментальное «Вор должен сидеть в тюрьме» Антона не возбуждало. Другое дело — зло должно быть наказано. Вот за этот постулат он готов был и лечь поздно, и встать рано.