Читать книгу - "Нож винодела - Ян Маршессо"

— Значит, отпечаток большого пальца, который имеется у нас на письме, принадлежит вам?

— Конечно, хотя я была очень осторожна.

— Мадам Рапо, дело очень серьезное…

Старая женщина перекрестилась.

— Если вы будете сотрудничать со мной, думаю, все уладится, но для этого я должен допросить вас и записать ваши показания.

— Я все вам расскажу, я не хочу мучений.

— Зачем вы это сделали?

— Чтобы помочь вам, комиссар.

— Вот видите, капитан, это исходило от добрых чувств.

— Чтобы помочь мне?

Луиза Рапо заплакала:

— Я хотела помочь вам найти убийцу нашего доброго святого отца.

Взглянув на аббата, Кюш встал:

— Ладно, я сейчас вернусь.

Капитан вышел из ризницы. Бесполезно держать дальше всю команду.

— Он пошел за наручниками, так ведь, святой отец?

— Нет, конечно нет, не бойтесь, все уладится.

— Я не хочу страдать.

— Вы не будете страдать — я здесь.

Страх перед страданиями преследовал Луизу. С юных лет само понятие физической боли было для нее нестерпимо. Тогда, 16 мая 1943 года, ее охватил именно такой страх. В кабинете немецкого лейтенанта Килзнера она испугалась мучений. Луиза несла три бутылки вина и корзинку со съестными припасами, которые предназначались вовсе не для личного потребления, а для членов подпольной организации «Коор-Астурия», скрывавшихся в катакомбах. Гестапо больше полутора лет выслеживало их, пытаясь установить схему действия подпольной сети. Руководитель велел называть себя бароном, но друзья звали его попросту Эмиль. Луиза была влюблена в того, кого считала Робин Гудом. Ради свободы, своей и Эмиля, обязанностей которого она в точности не знала, Луиза выдала место встречи подпольщиков в то утро… И 17 мая 1943 года произошла бойня. Эмиль как раз доставлял взрывчатку по подземным переходам в Монтань, а гестапо тем временем окружило тайник участников Сопротивления. Никто ничего не мог рассказать, ибо не выжил ни один человек. Луиза разделила этот секрет с тем, кто представлял Бога на земле, с отцом Анисе. Даже Эмиль так никогда и не узнал правды и всю жизнь подозревал аптекаря Эмме Фесту, отца Мишель Монлор.

Старая женщина вздрогнула, когда Кюш вернулся в ризницу. Следом за ним вошла Маджер с портативным компьютером.

— Мадам Рапо, лейтенант Маджер запишет ваши показания и возьмет отпечатки пальцев.

— Очень хорошо, комиссар.

Луиза с плаксивым видом повернулась к Наде:

— Я все расскажу вам, мадемуазель…

История повторялась. А Кюш подумал, что возраст не помеха глупости, и тут как раз в ризницу ворвался Мартен:

— Патрон, мне надо немедленно поговорить с вами.

Едва перевалило за полдень, когда он добрался до начала тропинки, ведущей к винограднику профессора Шане. Несколько полицейских машин стояли на краю дороги. Светящийся кордон преграждал доступ дюжине зевак, явившихся посмотреть, что происходит. Кюш увидел Нгуена, что-то горячо обсуждавшего с майором Бебеном. Жаклин Турно делала заявление для прессы.

— Это что еще за история?

— Час назад какой-то человек позвонил в жандармерию Либурна. Там усмотрели связь с нашим делом и сразу вызвали криминалистов.

— Хорошая инициатива наших приятелей-жандармов.

— Ну и бойня… Обнаружили Шане… С отрезанной ногой!

— Что ты такое говоришь?

— Мне кажется, мы имеем дело с ненормальным.

— Давай рассказывай, черт побери!

— Он угодил ногой в капкан для кабана.

— В капкан для кабана?

— Так точно!

— Полагаю, это не несчастный случай?

— Нет, капкан был поставлен нарочно, тут нет сомнений, Шане ходил здесь каждый день.

— Кто нашел тело?

— Один из его служащих, некий Жан Ив Бийо.

— Ты допросил его?

— Да, но это было непросто, он в шоке. Хотя все-таки смог сказать нам, что обнаружил тело около половины одиннадцатого, Шане был уже мертв: он истек кровью.

— И разумеется, никто ничего не видел?

— Конечно. Мы оставили тело, чтобы вы сами увидели, но я уже сделал снимки.

— Пойду посмотрю.

Всем пространством полностью завладели криминалисты. Команда Бебена расставила пронумерованные бирки возле каждого следа. Жан Ив Бийо лежал на земле. Рядом стоял доктор Сельпрен. Несчастного свидетеля вывернуло наизнанку у одной из виноградных лоз. Кюш подошел к месту преступления, загороженному полотняной тканью.

Полчища журналистов держали объективы и камеры на вытянутых руках, стремясь преодолеть заслон из ширм. Каждый желал снять свой ракурс, сделать свое фото трупа. Плохо наведенный кадр с какой-нибудь помехой будет впоследствии, возможно, пользоваться большим спросом, его даже легче продать. Читатели проявляют нездоровое любопытство, а настоящие журналисты, занимающиеся расследованием, стали поистине редкостью. Тьерри Кюш ненавидел этих стервятников, которые питались падалью. Они вызывали у него отвращение.

— Черт, до чего омерзительно, как можно сделать такое!

Правая нога Шане держалась лишь на лоскутке плоти. Железная челюсть сделала свое дело выше щиколотки. На лице Шане застыло страдание, которое он, верно, унес с собой на тот свет. Шплинты капкана поцарапаны. Это давало основание предполагать, что хирург пытался разомкнуть металлическую пасть.

— Должно быть, он хотел сам отрезать себе ногу, чтобы освободиться. Видишь бирку номер три? Его нож нашли воткнутым в землю здесь, рядом с ним.

Заметив Кюша, судебно-медицинский эксперт препоручил Бийо инспектору службы криминалистов и направился к капитану.

Сельпрен был основателем службы судебной медицины Либурна. Его поле деятельности охватывало Сент-Эмильон, Либурн и отчасти Бержерак; женатый на ирландке, отец троих детей, этот слегка полысевший пятидесятилетний человек страстно увлекался своим ремеслом. Он постоянно разрывался между вскрытием трупов, подведением травматических итогов или оценкой последствий для живых и показаниями в судах.

— Привет, Кюш, скверное дело!

— Привет, Сельпрен, можешь определить время смерти?

— Априори между восемью и десятью часами утра, но надо еще уточнить. Медицинские познания позволили ему максимально отодвинуть наступление конца. Он перевязал себя своим ремнем, это ясно, об этом свидетельствуют следы. Зато — и это уже по твоей части — я не понимаю, почему вдруг он решил отказаться от этого. Он мог бы продержаться по меньшей мере два дня.

— В таком-то состоянии?

— Да, его нижняя конечность пропала бы, но зато он сумел бы спасти свою жизнь. А так он очень быстро потерял сознание и через несколько минут умер.