Читать книгу - "Хранитель понятий - Александр Логачев"

Так над операционным столом хирурги врубают свет, раз – и пока ты промаргиваешься, тебе уже режут.

Так полководец Жуков слепил фашистских гадов в битве за Берлин.

Так ураганно врезали гигантскими солнечными зайчиками по Вензелевой ложе два юпитера и «пистолет». Причем Багор, водивший «пистолетом», еще вращал перед ним круг с цветными стеклами, отчего вокруг Вензеля расплясался задорный дискотечный цветник. Две шестерки и Долото закрыли с трех сторон кресло пахана, выдергивая из-за пазух волыны, остальные Вензелевы братаны сходу и наощупь навалились на плечи Шрама, не давая гаду сбежать.

В буркалах вензелевцев полыхало взятие Берлина в дискотечных разводах.

– Не палить! – вовремя приказал Вензель, закрывающий буркала ладошкой.

И вдруг прекратилось. Лучи – одни вернулись на сцену, другие погасли.

– Жора и Камаз! Быстро туда. Разберитесь – кто, – несгибаемый Вензель показательно спокойно промокал батистовым платком горючие слезы. Устаканивая нервы, он потянулся грабелькой к кошачьей спине. Ничто так не помогает сердцебиению как шерсть на спине любимого кота. Сухая ладонь не утопла в мурлыкающем шелке, а прошкрябала по подушечным пупырышкам.

– Кис-кис, – по инерции позвал авторитетный старикашка. – Жора, Жора! – поймал Долото у дверей оклик Вензеля, – а где Филидор? Глянь-ка внизу!

Ну, струхнул котик, заныкался под стульчик, сейчас прихиляет к папочке, Долото выковыряет тебя из-под стульчика. Хлопая буркалами, в которых еще стояли, будто воды в омуте, слезы, Вензель глянул на подушку. На ее алой материи чернел кружок.

Дешевые эффекты любите, падлы! Вензель забрал с подушки советский пятак, выкрашенный в черное. И не лень было!

– Что, батя, хвостатого сперли? Сочувствую. Небось породистый был, как лошадь, – услыхал Вензель сбоку наглый голос Шрама. – Теперь на Кондратьевском рынке ищи, папаша. В шапковых рядах...

– Всем искать кота!!! – взвился вымпелом Вензель и, брызгая пеной, стал лупить шестерок тростью по плечам, локтям и башням.

Впервые Шрам видел старика в таком «не в себе». Все смешалось вокруг Вензеля: люди, прогоамки, стулья.

И снова по шарам лазерно слепящий свет – бабах!

А когда по второму разу отслезились и проморгались шестерки, то к великому сожалению не нашли на положенном месте и Сергея Шрамова. Дал деру под шумок Сережка.

Связанные мужики шевелились в коптерке, грохотали, пытаясь высвободиться из пут. Вслед за сборной мельницей из «Дон Кихота», на них с молодецким звоном валились железки из «Войны и мира», забытые Михалковым-Кончаловским, по полу перекатывалась пустая тара, имеющая отношение ко всем постановкам. И не было с мужиками в эту трудную минуту их лепшего кореша Булгакина. Вынужден был потворствовать бандитским козням честный монтер.

– Занавес вниз, Пузырь, – подсказал Булгакин.

– Угу, – насобачившийся Пузырь толково переключил нужный тумблер. И вообще Пузырю понравилось монтерствовать. Он только никак не мог поверить, что его не дурят, что здесь жмешь кнопку, а на сцене без балды чего-то крутится или едет. Как в кино...

– А чего, если эту пимпу нажать, взаправду оркестр смайнуется, не врешь, Булгакин?

– Не вру, Пузырь.

В шумах динамика, транслирующего представление, Булгакин без труда распознавал родное шуршание подшефного занавеса. Отшуршало. Главный занавес опустился, закрыв сцену от зрителей. Теперь выждать и выдать заключительный подъем на последний выход.

– Ну чего? – Тарзан не скрывал, что извелся от нетерпения. – Чего, Булгакин, пора?

– Пора. Занавес вверх, Пузырь...

* * *

А тем временем в актовом зале «Углов» своим чередом колбасился праздник для беспризорников. «Вторые кресты», понятно, перековались под Вензеля, но Шрам на многие закидоны Вензеля ответивший согласием, только одно запросил: чтоб еловые посиделки детворы случились обязательно.

Вензель отнесся к этому, как к безобидной для себя блажи. Но окончательно перестал выискивать подспудные истоки, когда Шрам заказал Дедом Морозом начальника СИЗО Холмогорова. На это Вензель заржал, будто помолодел, и распорядился, чтоб все было тип-топ.

– Дети, кто еще хочет рассказать стишок? – в микрофон спросила раскрасневшаяся и очень сексапильная Снегурочка Анжела.

Собранные по притонам и подвалам дети, от шести до двенадцати лет, еще неловко себя чувствовали в гуманитарных обносках. Но робели не все.

– Можно, я? – выступил лысый, типа, чтоб вшей извести, шкет лет семи.

– Ну, давай, мальчик. Скажи нам, как тебя звать?

– Чиреем прозвали.

– Ну и какой стишок ты нам расскажешь, Чирей?

– По реке плывет утюг из города Чугуева. Ну и пусть себе плывет...

– Спасибо, Чирей. Кем ты хочешь стать?

– Я хочу стать, как он – депутатом! – Чирей достал из кармана рекламную листовку с Сергеем Владимировичем.

– Молодец, мальчик. Иди к Дедушке Морозу, он тебе даст подарочек.

Гордый собой Чирей почапал к Деду Морозу. Дед Мороз порылся в мешке и достал «Самоучитель карточных фокусов». Это был еще более-менее приличный подарок, ведь в предыдущий раз из мешка появилась телескопическая дубинка...

Дед Мороз был красен, как рак, но не от того, что парился в вертухайском овчинном тулупе, типа – более похожей на зипун шмотки не нашлось, а от стыда. Уел таки начальника СИЗО «Углы» Игоря Борисовича Холмогорова Шрам. Даже повязанный Вензелем нашел способ ткнуть Холмогорова мордой в дерьмо.

Часть шпаны крутилась вокруг красавицы елочки. Один малец из балончика для заправки зажигалок стравливал под корни бензин:

– Только все закричат: «Елка-елочка, зажгись!..»

Другому мальцу глянулась неосторожно низко висящая на еловой лапе цель – рождественский колокольчик. И малец за ней потянулся, но тут же схлопотал леща от старшего товарища:

– Ты что, не знаешь, что в своей хате воровать западло?

Более взрослые шкеты кучковались вокруг Снегурочки Анжелы и откровенно пялились на ее ножки в фильтеперсовых чулочках.

– Кто еще хочет рассказать стишок? – амурным голосом ворковала Анжела.

Не дожидаясь, кто там еще хочет чего рассказать, Дед Мороз вдруг отпустил мешок, и подарки посыпались на пол: кастетики, заточечки, пугачи... А Дед Мороз сомнамбулой разрезал круг мальцов, вышел в коридор, из-под тулупа достал «макаров», сунул дуло в рот и сделал фейерверк из собственного черепа.

Вот так начальник тюрьмы испортил детям светлый праздник.

* * *

Занавес пополз вверх, будто юбка сигающей по лужам Екатерины Второй. Согласно театральным законам сейчас должны показаться башмаки, потом трико, подолы, платья, кафтаны, раскрасневшиеся счастливые лица, а поверх них шляпы, картонные облака, птицы на веревочках. И грянет гром благодарных оваций, и поковыляют счастливые артисты к краю сцены на общий поклон.