Читать книгу - "Приют одинокого слона, или Чешские каникулы - Татьяна Рябинина"

А думают-то все об одном, как пить дать!

Что касается Вадима, то он никак не мог отогнать совершенно отвратительную картину. Оксану арестовывают и сажают в чешскую тюрьму. А потом переправляют уже в российскую. Экстрадируют то есть. А он, пряча глаза, ищет ей адвоката. Почему-то ему упорно представлялось, что Оксану побреют наголо и оденут в полосатую робу. Почему-то все, с чем он столько раз сталкивался по работе, никак не хотело стыковаться с любимым человеком, и в голову лезла всякая чушь.

Короче, картина представлялась просто отвратительная. И даже более отвратительная, чем если бы на месте арестанта он представил себя.

Чтобы отогнать ее, Вадим попытался вообразить себе арест Макса или Лиды, но никак не получалось. Только Оксана - и он сам.

Чем больше он думал обо всем, сопоставлял и пытался анализировать, тем отчетливее выходило: Генку убила Оксана. Хочешь верь, хочешь не верь. Зачем? Он ведь так и не узнал, что за тайны у нее были. Как все выстраивается! Ушла сразу же после Генки, времени у нее было достаточно. Потом его, Вадима, позвала. А потом - кто сказал, что никакой это не несчастный случай? Пыталась от себя подозрения отвести? Все равно ведь рано или поздно это стало бы ясно. Сама вызвалась пойти в Генкину комнату - искать Лоре наркотик. Нашла дневник, спрятала, вырвала страницы о себе. А ведь могла и тогда забрать, сразу же. Ведь Генка даже фразу не дописал. Но почему же положила в бар? А Лора? Могла она ее?.. Чтобы та ничего не смогла рассказать - ведь говорила же, что слышала Ксанин разговор с Генкой.

Господи! Он ничего не понимал и чувствовал, что наваливается какая-то душная черная паника. Что же делать? Надо что-то придумать! Как-то выкрутиться. Только не отдавать им Оксанку. Но тогда... кто-то другой? Вместо нее?

Вадим чуть не застонал от бессильного отчаяния и вскочил с матраса. Что-то делать - лишь бы не сидеть вот так и не сходить с ума в ожидании. Макс открыл глаза и вопросительно посмотрел на него. И тут какая-то неясная еще мысль одним глазком выглянула из подсознания.

- Сквозняк, говоришь? - пробормотал он. - Макс, ты сказал, что на подоконнике был сугроб, который мог получиться только от сквозняка. А Лидка объяснила это тем, что открывала окно посмотреть на горы.

- Ну и что? - вскинулась Лида.

- Да то, что ваша комната с другой стороны! И никто даже ухом не моргнул. Ведь если ты его и открывала, сквозняка все равно не получилось. Ксан, ты открывала окно?

- Нет, - равнодушно отозвалась Оксана.

- Пойду-ка я слона поищу, - ему было уже все равно что делать.

- Утонешь.

- Ну и пусть.

Вадим быстро оделся, нашел в подвале лопату и вышел на крыльцо. Глаза слепило так, что потекли слезы, и он уже не сдерживал их. Быстро раскидал снег с крыльца. Дальше было хуже. Сугробы почти доставали до окон - то есть метра полтора снега. Надо было рыть траншею. А чтобы добраться до Генкиного окна - сначала пройти вдоль всей стены и свернуть за угол. Нет, безнадежное предприятие. Куда уж там слона искать.

Он повернул было обратно и тут услышал звук, которого так ждал и боялся - где-то за поворотом ревел мотор. Рев услышали и в доме: на крыльцо высыпали Макс и Лида, за ними показался Миша. Вадим как-то отстраненно заметил, что Оксана осталась в доме.

Странного вида оранжевый снегоочиститель медленно полз по тому месту, где еще два дня назад была дорога, и оставлял побоку огромные снежные кучи. Сзади телепался темно-синий микроавтобус.

- Дождались... - вздохнула Лида.

- Сейчас нам мало не покажется, - поддакнул Макс.

Снегоочиститель басовито рявкнул гудком для приветствия и пополз выше, а фургон затормозил напротив дома. Из него вышли двое полицейских и двое в штатском и начали совещаться, глядя на засыпанный снегом двор и кое-где торчащие из-под снега прутья ограды. Полицейские вытащили из багажника два больших листа фанеры и, очень ловко переставляя их, как в эстафете, перебрались через ограду. Через несколько минут они уже были у крыльца.

- Guten Morgen, - поздоровался Вадим. - Wir haben noch... eine tot Mann. Eine Leiche[16].

- Млувте... Говорите по-русски. Я понимаю, - высоким, каким-то бабьим голосом, с сильным акцентом сказал старший из полицейских, маленький и грузный, с усами, напоминающими вытертую зубную щетку. - Разговор только... не есть хороший, да?

Вадим вспомнил, словно молния сверкнула: «Мой папахен работал в странном заведении под названием “Дом советской науки и культуры”, да?». От этой привычки вставлять после каждой фразы, а то и в середине вопросительное «да» Генка избавился только через год после их знакомства, если не больше.

Полицейский огляделся, сказал что-то своему напарнику, светловолосому и голубоглазому, на вид типичному немцу. Тот вытащил рацию и стал туда что-то нашептывать.

- Надо... почистить тут. Скоро приедут, да? - объяснил старший. - Мы в дом пойдем.

Двое штатских снежную преграду форсировать не рискнули и забрались обратно в автобус. Проследив взгляд Вадима, старший пояснил:

- Это есть врач. Эксперт, да? И пан... консульский презен... представител.

Олег Попов с детства считал себя неудачником. Да и как может быть иначе с таким именем и фамилией - спасибо родителям! Да лучше бы уж назвали Акакием или Пафнутием. Никто и никогда не воспринимал его всерьез. И кличка у него была, разумеется, Клоун. Все школьные годы и в университете тоже. Впрочем, и внешность тоже соответствовала: маленький, полный, жесткие, но негустые волосы торчат во все стороны, не подвластные ни расческе, ни парикмахерским ножницам. Круглые маленькие глазки, мягкие толстые губы. И даже нос - как назло! - картошкой.

Жизнь шла вопреки желаниям, словно сама по себе, не слушая ни возражений, ни упреков. Годы щелкали, как костяшки на счетах, а сальдо все равно было не в его пользу. Хотя другие этого не понимали и умудрялись даже завидовать. Чему?!

В 83-ом родители притащили его в Прагу - отец работал в торгпредстве. Можно подумать, кто-то спрашивал, хочет он этого или нет. Возможность остаться в Питере с бабушкой даже не рассматривалась. Мрачный город, словно один огромный персонаж Кафки - Олег никак не мог понять туристов, поливающих восторженными слюнями булыжные мостовые. Тесная полутемная квартира, похожая на швейную шкатулку, мебель с инвентарными номерами. Он всегда был брезглив, а предыдущие жильцы держали в квартире кошку и собаку.

Школа - это была отдельная песня. Есть такое расхожее выражение, что Питер - сноб, а Москва - жлоб. Советская средняя школа при посольстве СССР в ЧССР, по его - снобскому! - мнению, была просто квинтэссенцией московского жлобства. В то время ленинградцы за границей были если не диковинкой, то, по крайней мере, редкостью. В школе их было всего несколько. Учителя тоже были поголовно из Москвы. Олег до сих пор вспоминал, как «русалка» пыталась заставить его говорить «булошная» и «дожжик». Что касается уровня, то он был лишь немного выше уровня вспомогательной школы, потому что упор делался на многочисленных иностранцев.